Позиция британского кабинета в польском вопросе нашла поддержку, правда, с некоторыми оговорками, в Париже и Вене.
В июне 1862 г. послы Англии, Франции и Австрии вручили Горчакову ноты с требованием амнистии мятежникам и установления в Русской Польше «народного представительства», то есть фактические предоставления краю независимости. По указанию Александра II Горчаков ответил категорическим отказом. Почему же Россия столь смело заговорила с самыми сильными державами Европы?
Решили дело три фактора. Ну, во-первых, храбрость русских войск и малороссийских крестьян, громивших польских панов.
А во-вторых, позиция Прусского королевства. Через «прусское окно» в Россию опять пошел поток оружия, боеприпасов, строительных материалов и станков, причем теперь и по железной дороге. В 1862 г. вошла в строй линия Варшава — Санкт-Петербург.
Военное и Морское ведомства России в 1862—1863 гг. заказывают фирмам Круппа и Бергера 196 стальных пушек калибра от 9 до 6 дюймов (229 — 152 мм), а в начале следующего года Военное ведомство заказало Круппу восемьдесят четыре 8-дюймовые (203-мм) пушки. Вес 8-дюймовых пушек составлял 7,2 тонны, а 9-дюймовых — 7,8 тонны. Это были пока гладкоствольные и дульнозарядные орудия, но их снаряды пробивали броню всех тогдашних британских броненосцев. Первые «восьмидюймовки» Круппа прибыли в Петербург в начале 1863 г., и их после испытаний установили на батареях Кронштадта и палубах броненосцев и фрегатов.
Третьим и решающим фактором стала посылка двух русских крейсерских эскадр к западному и восточному побережьям Америки. Кроме того, до конца 1863 г. на Средиземном море крейсировали фрегат «Олег» и корвет «Сокол».
Через три недели после прибытия русских эскадр в Америку Александр II в рескрипте на имя генерал-адмирала (от 19 октября) назвал Польшу страной, «находящейся под гнетом крамолы и пагубным влиянием иноземных возмутителей». Упоминание в обнародованном рескрипте об «иноземных возмутителях», которое до прибытия русских эскадр в Америку могло бы послужить casus belli, теперь было встречено западными державами молча, как заслуженный урок.
Сразу же после прибытия эскадр в Америку антирусская коалиция развалилась. Первой поспешила отойти Австрия, которая, сразу почуяв всю шаткость положения, предвидя близкую размолвку Англии и Франции, побоялась принять на себя совместный удар России и Пруссии. Австрия, круто изменив свою политику, не только пошла на соглашение с Россией, но даже стала содействовать усмирению мятежа в Царстве Польском.
Английским дипломатам с большим трудом удалось задержать на полпути, в Берлине, грозную ноту с угрозами в адрес России, которую должен был вручить Горчакову лорд Непир. Теперь Форин офис пошел на попятную.
Очередная война за передел европейских границ началась в июне 1866 г. 3 июля прусские войска разбили австрийцев у деревни Садовая. Мирным договором в Праге было установлено, что Шлезвиг, Голштиния, Ляуенбург, Ганновер, Кургессен, Нассау и Франкфурт присоединены к Пруссии. Кроме того, Бавария и Гессен-Дармштадт уступали Пруссии часть своих владений. Между всеми немецкими государствами был заключен наступательный и оборонительный союз, впоследствии преобразовавший в Германскую империю. Одним из пунктов договора было обязательство южногерманских монархов (Баварского, Баденского и Вюртембергского) во время войны отдавать свои войска в распоряжение Пруссии.
В ходе войны и после нее Горчаков развил бешеную дипломатическую активность, досаждая Наполеону III планами отмены Парижского мира в обмен на одобрение Россией тех или иных территориальных переделов. Император по-прежнему водил князя за нос. Многочисленные послания Горчакова представляют интерес лишь для узкого круга историков. Но в одном из писем барону А.Ф. Буддергу князь проболтался. 9 августа 1866 г. Горчаков написал: «Мы протягиваем для него руку, но с условием, что если мы поддержим виды Наполеона, то он поддержит наши. Политика — это сделка, и не я придумал это» [182] . Далее Горчаков писал, что Наполеон III «желает территориальных компенсаций» за пределами «границ 1814 г.», но его планы могут встретить сопротивление, которое может иметь успех, «если мы будем в нем участвовать». Горчаков предлагал следующую сделку: «Россия может не чинить препятствий планам Наполеона III, если он пойдет навстречу ее интересам в деле отмены условий Парижского мира». В намерения и интересы России, продолжал Горчаков, «не входит восстановление флота на Черном море в его прежних размерах. Мы не имеем в этом надобности. Это более вопрос чести, чем влияния» [183] .
Совершенно верно, отмена статей договора для князя в первую очередь была вопросом чести. А вот для жителей Одессы и Севастополя нужны были быстроходные корабли с дальнобойными пушками и мощные береговые батареи. И им было абсолютно наплевать, какой флаг развевается над этими кораблями — Андреевский или нынешний триколор [184] , и что строения с толстыми двух-трехметровыми каменными стенами именуются не пушечными казематами, а складами купца 1-й гильдии Пупкина...
Бисмарк систематически издевательски высказывался о политике Горчакова: «Обыкновенно думают, что русская политика чрезвычайно хитра и искусна, полна разных тонкостей, хитросплетений и интриг. Это неправда... Если бы они, в Петербурге, были умнее, то воздержались бы от подобных заявлений, стали бы спокойно строить суда на Черном море и ждать, пока их о том запросят. Тогда они сказали бы, что им ничего не известно, что нужно осведомиться, и затянули бы дело. Оно могло бы продлиться, при русских порядках, и, в конце концов, с ним бы свыклись» [185] .
Война 1866 года предельно обострила взаимоотношения Франции и Пруссии. Разрешить их дипломатическими способами было невозможно, рано или поздно в ход должен был быть пущен «последний довод королей» [186] .
Париж и Берлин были абсолютно уверены в своей победе и с нетерпением ждали начала войны. Единственной столицей Европы, где боялись франко-прусской войны, был... Санкт-Петербург. Наши генералы и дипломаты переоценивали мощь французской армии. Им мерещились поражение Пруссии, вступление в войну Австрии на стороне Франции и, наконец, вторжение австрийских и французских войск в Польшу с целью создания независимого польского государства из территорий Пруссии и России. И действительно, польские эмигранты зашевелились в Вене и Париже. Как всегда, кичливые паны были абсолютно уверены в своем успехе и жарко спорили, кто же станет во главе нового государства — граф Альфред Потоцкий или князь Владислав Чарторыский.
Россия начала готовиться к защите своих западных земель. В начале августа военный министр Д.А. Милютин представил царю записку, в которой были разработаны меры на случай войны с Австрией. Было решено сосредоточить в Польше армию до 350 тысяч человек, а на Волыни — 117 тысяч человек.