Поиски нового директора Центральной разведки шли неважно. Томас Л. Хьюз, бывший руководитель Управления разведки и исследований Госдепартамента, отклонил предложение президента. Тогда оно было сделано спичрайтеру Кеннеди Теду Соренсену. «К моему немалому удивлению, Картер позвонил мне и попросил приехать к нему на Равнины, – вспоминал Соренсен. – У меня был брат, который тайно работал на ЦРУ в течение многих лет. Я поехал, у меня состоялась краткая беседа с Картером, и уже на следующий день он предложил мне новую работу». Но оказалось, что Соренсен сознательно отказывался от военной службы во Второй мировой войне, и его назначение, естественно, сорвалось. Такое в истории ЦРУ случилось впервые. «Картер так и не смог оказать мне хоть какую-то поддержку в тот нелегкий для меня момент», – с горечью вспоминал Соренсен.
С третьей попытки новый президент выбрал-таки нового кандидата из ближайшего окружения: им оказался адмирал Стэнсфилд Тернер, командующий южным флангом НАТО со штаб-квартирой в итальянском Неаполе. Тернеру предстояло стать третьим адмиралом в истории агентства, которому ЦРУ покажется кораблем, не поддающимся эффективному управлению. Он первым признал отсутствие «близости» с агентством. Но весьма быстро отстоял свои права.
«Многие думают, что президент Картер вызвал меня и попросил: «Расчистите место и наведите здесь порядок». Он никогда этого не делал, – сказал Тернер. – С самого начала он заинтересовался наличием хорошей разведки. Ему хотелось разбираться во всем – от наших спутников до иностранных шпионов и аналитических методов. Он проявлял чрезвычайную благосклонность к разведывательным операциям. В то же самое время я очень хорошо понимал, зная его характер, что нам придется действовать в рамках законов Соединенных Штатов Америки. Я знал также, что существуют этические пределы того, что захочет от нас президент Картер, и всякий раз, когда я задавался вопросом о том, близко ли мы подошли к этим пределам, я отправлялся к нему и получал от него соответствующие решения. Почти всегда эти решения состояли в том, чтобы не останавливаться и двигаться вперед».
«У администрации Картера не было особого предубеждения против секретных операций, – также рассказал Тернер. – У ЦРУ возникли проблемы с секретными операциями, потому что в результате обрушившейся на ведомство бури критики оно пребывало в шоковом состоянии».
С самого начала тайная служба поставила перед Тернером жизненно важную дилемму. «Ко мне пришли и сказали: «У нас есть агент внутри этой террористической организации, но его попросили сделать еще кое-что, чтобы доказать свою добросовестность. Он должен пойти и убить одного из членов правительства. Разрешим ли мы ему это сделать?» И я сказал: «Нет, мы уберем его». Вы знаете, это – вариант. Возможно, он спас несколько жизней. Но я не собирался занимать сторону Соединенных Штатов, чтобы пойти на риск. Это была реальная жизнь, и на кону была репутация нашей страны. И я подумал, что это не самый правильный способ игры».
Тернер быстро усвоил азы ожесточенной войны между шпионами и техническими устройствами. Он предпочел людям технику, тратя большую часть своего времени и сил на развитие глобальной сети американских разведывательных спутников. Он пытался преобразовать «сообщество разведки» в конфедерацию, создав координационный штаб и совместный бюджет. Те, кто служил делу, были потрясены существующим беспорядком. «Я отвечал за сбор агентурных сведений, – вспоминал Джон Холдридж, который раньше работал заместителем пекинской миссии при Джордже Буше, прежде чем стать членом штаба разведывательного сообщества. – Я смотрел на эти пустые операции и удивлялся, кто и в каком сне их выдумал. Они казались ужасно непрактичными и неосуществимыми».
И при этом аналитики тоже не получили высоких оценок. Президент Картер заявил, что весьма озадачен, поскольку ежедневные сводки ЦРУ фактически сводились к тому, что можно было без труда прочитать в газетах. Он и Тернер задались вопросом, почему оценки агентства кажутся мелкими и неуместными. С новым президентом ЦРУ ожидал весьма тернистый и непростой путь…
В новой команде национальной безопасности при Картере состояло пять влиятельных членов с четырьмя различными программами. Президент и вице-президент мечтали о новой американской внешней политике, основанной на принципах соблюдения прав человека. Госсекретарь Сайрус Вэнс считал главным контроль над вооружениями. Министр обороны Гарольд Браун работал над созданием военных и разведывательных технологий нового поколения, стремясь потратить на это дело на несколько миллиардов долларов меньше, чем было изначально запланировано Пентагоном. Настоящим «ястребом» среди этих «сов и голубей» был советник по национальной безопасности Збигнев Бжезинский. Ему не давали покоя столетия бед и напастей, выпавших на долю поляков, так или иначе, с легкой руки Москвы. Он хотел помочь Соединенным Штатам покорить сердца и умы людей в Восточной Европе. Он использовал эти амбиции в формировании внешней политики и стремился поразить Советы в их самое слабое место.
Президент Форд и советский лидер Леонид Брежнев подписали Хельсинкское соглашение в 1975 году, подтвердив тем самым принцип «свободного перемещения людей и идей». Форд и Киссинджер видели в этом элемент очковтирательства. Но другие отнеслись как нельзя более серьезно: целое поколение диссидентов в России и Восточной Европе было сыто по горло злобной банальностью Советского государства.
Бжезинский – с одобрения Картера – распорядился о запуске множества секретных операций ЦРУ, нацеленных на Москву, Варшаву и Прагу. ЦРУ было приказано издавать соответствующую литературу и субсидировать печать пропагандистских журналов и газет в Польше и Чехословакии, помогать в распространении печатных произведений диссидентов в Советском Союзе, оказать поддержку украинцам, советским этническим меньшинствам, передать факсимильные аппараты и магнитофонные кассеты в руки свободомыслящих людей по ту сторону железного занавеса. Они хотели подорвать существующий контроль информации, который являлся основой репрессий в коммунистическом мире.
Политическая война, которую вел Джимми Картер, открыла новый фронт в холодной войне, заявил Боб Гейтс из ЦРУ, который в то время работал аналитиком в Совете национальной безопасности при Бжезинском: «Проводя политику по соблюдению прав человека, он стал первым президентом со времен Трумэна, который бросил вызов непосредственной законности советского правительства в глазах собственного народа. И Советы немедленно признали этот вызов угрозой: они считали, что он стремится свергнуть их систему».
На самом деле цели Картера были поскромнее: ему хотелось изменить советскую систему, но не разрушить ее. Тайная служба ЦРУ не желала брать на себя выполнение этой задачи. Что касается инициатив в отношении срочного проведения секретных операций, то Белый дом столкнулся с сопротивлением со стороны руководителей Советского и Восточно-Европейского отделений. У них была на то причина: в Варшаве работал весьма ценный агент, и им не хотелось, чтобы ему повредили новые идеалы Белого дома о правах человека. Польский полковник Рышард Куклинский в течение длительного времени передавал Соединенным Штатам сведения о советских вооруженных силах. Это был самый важный источник сведений по ту сторону железного занавеса. «Строго говоря, полковник Куклинский никогда не был агентом ЦРУ, – заявил Бжезинский. – Он вызвался нам помогать добровольно. И действовал самостоятельно». Он тайно предложил свои услуги Соединенным Штатам во время визита в Гамбург. Поддерживать с ним контакт было трудно; шесть месяцев от него не поступило ни строчки. Но когда Куклинский путешествовал по Скандинавии и Западной Европе, он всегда давал о себе знать и оставлял донесения. В 1977 – 1978 годах, пока он не попал под подозрение и за ним не установили слежку в Варшаве, он передал информацию, из которой следовало, как Советы на случай войны собирались поставить под контроль Кремля все армии Восточной Европы. Он сообщил агентству, как Москва собирается управлять войной в Западной Европе; эти планы предусматривали применение против одного только Гамбурга сорока тактических ядерных ракет.