«Черный кабинет» сохранялся до 1929 года и работал в основном на госдепартамент, когда глава дипломатической службы Стимсон отказался от дальнейших услуг этого подразделения и оно было расформировано. Макджордж Банди, биограф Стимсона, дает по этому поводу следующее объяснение:
«Стимсон избрал своим руководящим принципом в вопросах международной политики тот, которому всегда старался следовать в личных отношениях: доверяй людям, и они будут оказывать доверие тебе. В этом духе он и принял решение, за которое впоследствии неоднократно подвергался критике: ликвидировал так называемый «черный кабинет»… Но он никогда об этом не сожалел… Стимсон, будучи госсекретарем, вел себя как джентльмен по отношению к джентльменам, которые были присланы к нам в качестве послов и посланников из дружественных стран» [64] .
Наши армия и флот начали, к счастью, заниматься проблемами криптоанализа еще в конце двадцатых годов. Главное внимание обращалось на Японию, поскольку американская военная доктрина в то время рассматривала Страну восходящего солнца как потенциального противника Соединенных Штатов номер один в будущей войне. К 1941 году, когда произошло нападение на Перл-Харбор, наши криптоаналитики раскрыли большую часть важнейших японских морских и дипломатических кодов и шифров, в результате чего мы заблаговременно получили сведения о надвигающейся агрессии Японии на Тихом океане.
Битва у острова Мидуэй в июне 1942 года явилась поворотным пунктом морской войны на Тихом океане. К ней мы стремились, поскольку знали из дешифрованных сообщений, что основные силы японского императорского флота были сконцентрированы именно там. Эта разведывательная информация содержала данные о численности и диспозиции сил противника, что дало возможность нашему флоту осуществить внезапное нападение.
После Перл-Харбора перед нами возникла серьезная проблема: как сохранить в тайне то, что нам удалось раскрыть японские коды. Волна расследований, взаимные обвинения, стремление различных ведомств и служб возложить вину на кого-то другого за потрясающие американские потери в живой силе, боевых кораблях и технике накалили атмосферу в стране. Общественность требовала ответа у правительства. В таких условиях могла произойти утечка информации, чреватая тем, что стал бы известен источник ценнейших сведений. К счастью, этого не случилось. Ведь до тех пор, пока мы не создали военно-морской флот, превосходящий военно-морские силы Японии, чтение зашифрованных японских сообщений было одним из немногих преимуществ, которыми мы располагали в битве со Страной восходящего солнца. Правда, временами кое-какие утечки происходили, но все же не было ни одного случая, который вывел бы японцев прямо на наш источник.
В 1944 году Томас Дьюи, выставивший свою кандидатуру на пост президента против Рузвельта, узнал, как, впрочем, и некоторые другие лица, стоявшие близко к федеральному правительству, о наших достижениях в раскрытии японских кодов и об очередном провале перед событиями в Перл-Харборе, когда мы не смогли наилучшим образом воспользоваться имевшейся в наших руках информацией [65] .
Возникло опасение, что кандидат от республиканской партии возьмет да и скажет об этом в перепалках избирательной кампании. Такая мысль бросала в дрожь начальников объединенных штабов. Генерал Маршалл [66] написал личное письмо Дьюи, в котором сообщил: японцы до сих пор не знают, что нам удалось раскрыть их коды. Он подчеркнул, что мы добиваемся военных успехов в результате перехвата и дешифровки их сообщений и донесений. И Дьюи ни разу в своих выступлениях не упомянул, что мы читаем японские кодированные сообщения. Тайна была сохранена.
Одна из наиболее захватывающих операций разведки средств связи — дешифровка так называемой телеграммы Циммермана в январе 1917 года, когда Соединенные Штаты находились на грани вступления в Первую мировую войну [67] .
Честь раскусить этот орешек выпала экспертам из «комнаты номер 40». Так тогда называли криптоаналитический центр Великобритании. Телеграмму послал министр иностранных дел Германии Циммерман из Берлина немецкому посланнику в Мехико. В ней излагался план возобновления неограниченной подводной войны с 1 февраля 1917 года. При этом не исключалась возможность, что такая акция побудит Соединенные Штаты вступить в войну. Посланнику предлагалось оказать воздействие на Мексику, чтобы она тоже включилась в вооруженный конфликт, но на стороне Германии. За это после победы мексиканцы получат обратно «потерянные территории — Техас, Нью-Мексико и Аризону».
Адмирал Холл, легендарный начальник британской морской разведки, куда входил криптоаналитический центр, продержал у себя это сообщение более месяца. У него были свои проблемы. Прежде всего, как передать расшифрованный текст американцам и убедить их в его достоверности, обеспечив при этом самую строгую секретность, чтобы немцы ни в коем случае не узнали, что в Лондоне раскрыли их код. В конце концов ситуация побудила лорда Бальфура, министра иностранных дел Великобритании, официально передать послание Циммермана американскому послу в Лондоне. Белый дом и госдепартамент расценили сообщение как настоящую сенсацию. Его, естественно, нужно было проверить. Перед нами возникла серьезная проблема: во-первых, как это сделать, а во-вторых, каким образом распространить соответствующую публикацию, чтобы не сложилось впечатление — это, мол, англо-американский трюк, цель которого вовлечь Соединенные Штаты в войну. Мой дядя Роберт Лансинг, в то время государственный секретарь, позже рассказал мне о драматических событиях, последовавших за получением информации из Лондона, которая вплотную приблизила Америку к войне.