В одиннадцать часов по рации «комитета по приемке» мы передали в Лондон:
«Сообщаем, что при проведении операции «Парсли» агент Ари приземлился неудачно и потерял сознание. Он доставлен в безопасное место. Врач установил у него сотрясение мозга. Все остальное в порядке, грузы надежно укрыты».
Через три дня мы включили в очередную радиограмму слова:
«Ари вчера пришел на короткое время в сознание. Врач надеется, что он скоро поправится…»
А на следующий день в радиограмме уже говорилось:
«Ари вчера вечером внезапно скончался, не приходя в сознание. Похороним его, как положено, на большом лугу. После окончания войны ему будет установлен памятник».
Случай с агентом Ари я рассказал для того, чтобы показать всю сложность проводившейся операции, когда одно лишь неправильное наше сообщение могло бы приоткрыть Лондону глаза на происходившее. В подобных случаях нам приходилось заявлять, что такие агенты либо «мертвые», либо попали в руки немцев. Даже большое число «несчастных случаев» было для нас менее опасным, чем хоть одна «хитрая» радиограмма. Вскоре после происшествия с Ари Лондон потребовал, чтобы Джамброис прибыл в Лондон для отчета, назначив на время своего отсутствия заместителя. Это требование подтвердило сказанное им в свое время – что через три месяца он должен будет возвратиться в Лондон.
Поначалу мы сообщили о невозможности его поездки, объяснив это необходимостью его личного присутствия в связи с некоторыми осложнениями, возникшими в ходе создания шестнадцати окружных групп. Затем он подыскивал себе подходящего заместителя. Мы снова и снова придумывали различные отговорки, в том числе связанные с длительностью и опасностью отправки его через Бельгию и Францию в Испанию. На том и закончился 1942 год.
В начале 1943 года требования Лондона – кровь из носу, а извольте прибыть с отчетом – стали настойчивее. Вместе с тем Центру вздумалось вызывать и представителей других групп. Происходил обмен бесчисленными радиограммами о возможности таких поездок. Более того, Лондон стал требовать указать подходящие места посадки самолетов и гидросамолетов, чтобы вывозить курьеров и представителей групп в дневное и ночное время.
Мы долго «не могли» найти подходящих безопасных площадок. Те же места, которые наконец-то мы указывали, не устраивали господ «на той стороне». А то мы вдруг заявляли, что то или иное место стало «ненадежным» по изменившимся обстоятельствам, в особенности когда уже подходило условленное время операции по вывозу людей.
Неоднократно мы сообщали имена агентов, якобы отправившихся в Лондон через Францию, которые после многомесячного их странствия так и не появлялись.
Когда же оттягивать далее выезд Джамброиса стало невозможным, мы сообщили в Лондон о том, что он исчез. Несколько позже мы заявили, будто бы в результате тщательного расследования выяснилось, что он, видимо, попал в облаву, которую немцы проводили в Роттердаме, так как нигде после этого не появлялся.
18 января 1943 года была десантирована группа «Гольф» с задачей – установить надежный курьерский путь в Испанию и Швейцарию через Бельгию и Францию. Группа имела большое количество различных бланков и формуляров для изготовления голландских, бельгийских и французских удостоверений личности, различных печатей и бланков для фальсификации немецких удостоверений, пропусков и всевозможных справок, а также изрядные суммы бельгийских, французских и швейцарских франков и испанских песет.
Через шесть недель «Гольф» радировал в Лондон, что группа установила проверенный путь с надежными этапами пока что до Парижа. В качестве проводника группа использует опытного человека, псевдоним – Арно. Этим Арно бы не кто иной, как мой унтер-офицер, который выдавал себя за беглого француза, живущего в основном за счет контрабанды драгоценностями и, следовательно, хорошо знакомого с вражескими порядками.
Мы предложили Лондону послать по этому пути в Испанию, с целью проверить надежность Арно, двух английских летчиков, скрывавшихся в Голландии. Наше предложение было одобрено, а через три недели Лондон подтвердил радиограммой, что летчики благополучно прибыли в Испанию.
Переправка английских офицеров заслужила высокую оценку действий группы «Гольф» и проводника Арно. А в течение весны и лета 1943 года Лондон сообщил нам адреса трех своих надежных мест для укрытия в Париже, которые можно было использовать в нашем «коридоре». Там находился не только французский, но и английский персонал, имевший собственную связь с Лондоном.
Естественно, эти потайные пункты сбора ликвидировать мы не стали, установив за ними тщательное наблюдение. Мой отдел, которым руководил майор Визекёттер, имел возможность следить за всем этим путем, благо на его «входе» находился Арно.
Многие курьеры и агенты, въезжавшие и выезжавшие потом из Голландии этим маршрутом, по необъяснимым для секретных служб союзников причинам были схвачены немцами. Но иногда для повышения престижа «Гольфа» мы оказывали противнику кое-какие услуги.
Здесь, как нигде в другом месте, действовал принцип: «Давай сам, чтобы давали и тебе». Некоторые летчики союзников, сбитые и укрывшиеся в Голландии или Бельгии, а потом благополучно добравшиеся до Испании, до сих пор не знают, что тогда находились в пути под защитой немецкой военной контрразведки.
31 августа двум английским агентам, Уббинку и Дурлейну, удалось бежать из заключения в Хаарене, и следы их затерялись. 1 сентября мне позвонили из отдела Шрайэдера из Гааги и сообщили о случившемся. Вскоре после этого позвонил и сам Шрайэдер, долго перечислявший принятые им меры по поимке беглецов.
Мне стало ясно, что это происшествие лишило операцию «Нордполь» ее фундамента. Ведь если даже беглецам не удастся перебраться в Швейцарию или Испанию, не говоря уже об Англии, они найдут пути и возможности, будучи на свободе, написать обо всем, что с ними случилось после отлета из Англии, и передать это сообщение любым способом в Лондон.
В первой декаде декабря радиосообщения из Лондона, шедшие по каналам связи «Нордполя», стали столь бесцветными и пресными, что даже не имевшие такого опыта люди, как мы, поняли бы: противник пытается навязать нам свою игру. Не приходилось сомневаться, что сообщения Уббинка и Дурлейна достигли своей цели. Мы же повели себя так, словно бы ничего не произошло, не давая ни словом понять, что знаем о крахе их иллюзий по созданию агентурной сети в Голландии.
В марте 1944 года я предложил руководству абвера в Берлине прекратить ставшую бессмысленной радиоигру, дав «прощальную радиограмму» в Лондон. И тут же получил указание составить проект такой радиограммы, в которой должны прозвучать наши победные нотки, и представить ее в Берлин для согласования.
Хунтерман и я взялись сочинять текст радиограммы, не слишком пространной, которая бы отвечала пожеланиям Берлина и в то же время отразила наши чувства и мнения о той фантасмагории, которая продолжалась более двух лет. Первая наша радиограмма, которая будет передана, как говорится, открытым текстом, не должна быть хуже любой из примерно тысячи радиограмм, переданных закодированно. Мы уселись за мой большой письменный стол напротив друг друга и набросали каждый свой вариант. Затем поступили как в той развлекательной игре, зачитывая по очереди отдельные предложения, уточняя и дополняя друг друга. В конечном итоге радиограмма обрела следующий вид: