Президент Никсон. Ничего не предпринимать? Никогда!
Холдеман. Если мы предпримем что-то против него, он выложит все. Он знает все, что может быть известно ФБР.
Президент Никсон. Конечно.
Холдеман. У него есть доступ абсолютно ко всему… Грей напуган до смерти. Мы должны предупредить его…
Президент Никсон. Что бы вы сделали с Фельтом?.. Господи! Вы знаете, что я бы сделал с ним? Ублюдок!
Президент и ФБР теперь оказались вовлеченными в необъявленную войну. Министр юстиции Кляйндинст, следуя приказам из Белого дома, пять раз говорил Грею, чтобы тот уволил Фельта. Исполняющий обязанности директора не смог набраться смелости и сделать это, так как Фельт был более влиятельным человеком. Возможно, он не знал «все, что может быть известно ФБР», но он и его главные следователи знали больше, чем кто-либо другой за пределами Белого дома. Их знание давало им власть выступить против самого президента.
«Изменники»
Грей серьезно заболел вскоре после переизбрания Никсона при резком изменении в распределении голосов между партиями 7 ноября 1972 года. Он попал в больницу, расположенную рядом с его домом в Стоунингтоне (штат Коннектикут), и перенес операцию на брюшной полости. Врач выписал его 3 декабря, но велел ему оставаться дома до Нового года. Марк Фельт руководил ФБР во время двухмесячного отсутствия Грея в штаб-квартире.
Будучи все еще исполняющим обязанности директора, Грей не знал, планирует ли Никсон просить сенат утвердить его в этой должности, как того требовал закон. Он не знал, доверяет ли ему Никсон. Вскоре у него появилась причина удивляться, почему он вообще доверял Никсону.
Ведомый Джоном Эрлихманом, он вошел в Овальный кабинет во второй раз в своей жизни в 9:09 16 февраля 1973 года. Никсон сразу же приступил к делу: слушания в сенате по вопросу о его номинации представляли собой потенциальную конфронтацию по вопросу полномочий президента вести секретные разведывательные операции.
— Вероятно, они спросят вас о таких вещах, как: известно ли вам о каких-либо других делах ФБР? Вы занимались прослушиванием этих внутренних телефонных разговоров? — начал Никсон [530] .
— Я бы сказал: «Да, нам приходится делать это… Что вы хотите, чтобы мы делали в этом отношении? Вы хотите позволить, чтобы в людей стреляли?
У Грея потемнело в глазах.
— Терроризм, — сказал президент, — похищение — другой вопрос. И этим надо заниматься. И иногда это требует прослушивания телефонных разговоров… Нам нельзя отказывать в использовании этого оружия. То, что мы прослушиваем телефонные разговоры многих политических группировок, — чепуха.
Грей оставался безмолвным.
Президент тут же обратился к Уотергейту.
— Будет во вред или на пользу, если вы пойдете туда и вас там размажут по стенке, задавая вопросы об этом? — спросил Ник сон.
К Грею вернулась способность рассуждать спокойно.
— Господин президент, я тот, кто может лучше всех урегулировать этот вопрос, — уверенно сказал он. — Я последовательно занимался им с самого начала… Полагаю, администрация провела превосходную работу в этом направлении.
Это было пустое хвастовство, и Никсон знал это.
— Вы не имели возможности сделать что-либо до настоящего момента в отношении утечек информации — или имели? — сказал Никсон. — Мы выяснили, что ноги у этой истории растут из Бюро.
— Что ж, я полностью готов поверить этому, господин президент, — согласился Грей.
— Как насчет Фельта? — многозначительно спросил Никсон.
— Будет очень-очень трудно поставить Фельта в такое положение, пока обвинение неясно, — сказал Никсон. — Такие вещи не просачивались в прессу, когда в ФБР был Гувер. Мне неизвестно ни одного случая утечки информации, когда там был Гувер. В этом кабинете я мог говорить с ним обо всем на свете. Причина этого не в том, что они любили его, — они его боялись. Они должны бояться человека, стоящего во главе… Вы должны вести себя именно так. Вы должны быть жестоким, не идущим на компромиссы и уважаемым… Я могу понять утечки информации из ЦРУ — там эти чертовы разгильдяи. Но если утечки идут из Бюро, то тогда всю эту лавочку нужно прикрыть!
Теперь Никсон брызгал слюной и кипел от злости.
— Вы должны делать это так, как они делали во время войны. Во время Второй мировой войны немцы — если они проходили по городу и какой-нибудь снайпер убивал их солдата, они выстраивали всех жителей города и говорили: если вы не скажете, кто сделал это, все будут расстреляны. Я думаю, что так и надо поступить. Я хочу сказать, что не думаю, что вы сможете остаться там господином Добряком.
— Я и не был им, — запротестовал Грей. — Эти ребята знают, что не могут лгать мне, как они лгали Гуверу.
Никсон стал властным.
— Если честно, я говорю о высочайшей дисциплине, когда речь идет о том, что может оказаться серьезным политическим вопросом, — сказал он. — Давайте предположим, что существует утечка информации определенному представителю прессы. Нужно иметь связи там, где ты выходишь и делаешь что-то и отрицаешь все на кипе Библий.
— Верно, — согласился Грей. — Я понимаю.
— У меня больше никого нет, — сказал Никсон. — Я не могу нанять какого-нибудь придурка со стороны. Были времена, — его гнев переливался через край, — и… и… и… Линдон Джонсон сказал мне то же самое — когда я ощущал, что единственный человек в этом чертовом правительстве, который стоит рядом со мной, — это Эдгар Гувер… Он бы из кожи вылез вон, если бы увидел, что что-то идет не так, кто-то демонстрирует нам свое презрение… Все, что вам нужно делать, — это делать как Гувер.
По рассказу Грея, президент повернулся к Эрлихману, который слегка кивнул, словно хотел сказать: «Продолжайте». Казалось, Никсон сбросил напряжение и вернулся к своему сценарию.
— Я полагаю, что это будет убойное утверждение, — сказал он. — Вы должны быть готовы принять огонь на себя. Но если вы все же пройдете через это, помните, что вы, вероятно, проведете на своем посту четыре года, а потом они выбросят вас вон. Так что пойдите и сделайте что-то полезное для страны. — Как вам известно, я никогда не попросил бы директора Бюро делать что-либо неподобающее, — уточнил президент. — Но я, безусловно, собираюсь просить директора Бюро время от времени делать вещи, которые будут защищать безопасность этой страны.
— Нет проблем, — заметил Грей.
— Эта страна, — сказал Никсон, — эта бюрократия — Пэт, вы знаете это — в ней кишмя кишат в лучшем случае — в лучшем случае, Пэт, — нелояльные люди, а в худшем — изменники.