Перед ними встало еще одно препятствие: бремя доказательства. По закону они должны были бы показать, что они совершали незаконные вторжения в помещения с целью защитить Соединенные Штаты от агентов иностранной державы. И Фельт, и Миллер подозревали, что «уэзермены»-подпольщики получали прямую помощь с Кубы и из Вьетнама. ФБР в Чикаго составило письменные показания под присягой из более чем ста страниц, исписанных через один интервал, пытаясь доказать это. Но к ним не прилагались улики. Президенты Джонсон и Никсон требовали снова и снова, чтобы ФБР достало доказательства того, что «уэзермены» — тайные иностранные агенты, получающие финансовую поддержку от врагов Соединенных Штатов. Но у ФБР не было явных улик.
Фельт пошел на утреннее воскресное ток-шоу «Лицом к нации», чтобы рассказать всему миру о том, что он сказал большой коллегии присяжных: он давал санкции на незаконные вторжения. Это были разведывательные операции, жизненно необходимые для обеспечения национальной безопасности. «У вас либо будет ФБР, которое пытается остановить насилие до того, как оно произойдет, либо не будет, — сказал он. — Я думаю, что это оправданно, и я бы сделал это снова завтра же».
Эд Миллер выразился более изящно спустя несколько лет. Он взял свой аргумент из общего права ушедших веков. «Дом человека — это его крепость» [562] , — признал он. Но ни один человек не может защитить крепость от короля.
Спор вернулся к истокам Соединенных Штатов. «Защита от внешней опасности — самый мощный руководитель поведения нации, — написал в 1787 году Александр Гамильтон. — Даже горячая любовь к свободе через некоторое время уступит ее требованиям. Большие людские потери и разрушение собственности, присущие войне, постоянные усилия и тревога, сопутствующие пребыванию в постоянной опасности, вынудят государства, которые в наибольшей степени являются приверженцами свободы, прибегнуть ради спокойствия и безопасности к учреждениям, склонным уничтожать их гражданские и политические права. Ради большей безопасности они в итоге готовы подвергнуться риску быть менее свободными» [563] .
«Сверхчеловеческий образ ФБР»
До 21 сентября 1976 года никто еще не видел убийства, осуществленного террористом иностранной державы в Соединенных Штатах.
Тем дождливым утром взрыв потряс Шеридан-Серкл, расположенный в полумиле от Белого дома. Орландо Летельер, бывший посол Чили в Соединенных Штатах, был убит на улице столицы в результате взрыва мощной бомбы, спрятанной в ходовой части его автомобиля. Вместе с ним погиб его двадцатишестилетний помощник, американец Ронни Моффит. В момент взрыва Летельер и Моффит проезжали по Посольскому ряду.
Летельер работал в правительстве президента Сальвадора Альенде сначала в качестве посла, затем — министра иностранных дел и, наконец, министра обороны. «Левое» правительство Чили было свободно избрано в 1970 году, несмотря на все усилия ЦРУ, получившего приказ от президента Никсона не допустить Альенде к власти любыми способами. Альенде продержался три года, прежде чем погиб во время государственного переворота, который возглавил генерал из числа «крайне правых» Аугусто Пиночет. Военная хунта на год заточила Летельера в тюрьму, находившуюся на острове с холодным климатом, а затем выслала его из страны.
Вскоре после того, как он приехал в Вашингтон, чтобы вести кампанию против режима Пиночета, разведывательная служба Чили DINA разработала план его убийства.
Пиночет и его союзники — «правые» лидеры пяти южноамериканских государств — предприняли колоссальные усилия для ликвидации своих «левых» врагов. Эта операция получила кодовое название «Кондор». DINA наняла жестоких кубинцев, настроенных против Кастро, и американского наемника по имени Майкл Таунли в качестве членов международной группы убийц. Перед убийством Орландо Летельера Государственный департамент Генри Киссинджера и ЦРУ Джорджа Х.У. Буша были прекрасно осведомлены о том, что операция «Кондор» предполагает политические убийства, но выразили глубокие сомнения в том, что генерал Пиночет рискнет последствиями совершения теракта в Вашингтоне. Большинство офицеров американской разведки, казалось, были с этим согласны. За исключением одного.
«Операция «Кондор» включает формирование специальных групп из стран-участниц для выполнения директив вплоть до политических убийств», — написал Робер Шеррер, атташе ФБР по юридическим вопросам в Буэнос-Айресе, в секретном четырехстраничном докладе в штаб-квартиру через семь дней после убийств. Он доказывал, что, вполне возможно, Пиночет и его агенты и осуществили убийство.
Благодаря в основном усилиям ФБР убийство Орландо Летельера стало единичным делом — доказанным актом спонсируемого государством терроризма в Америке ХХ века.
Терпеливые и кропотливые поиски по этому делу были обязаны кое-чем избранию президентом страны в ноябре 1976 года Джимми Картера — первого политического лидера, который сделал права человека главным принципом своего пребывания у власти. У Картера была необычная точка зрения на врагов Соединенных Штатов. «Мир — это не просто отсутствие войны, — сказал Картер при вступлении в должность. — Мир — это акция по искоренению международного терроризма».
Но новому президенту пришлось нелегко при взятии под контроль инструментов американской разведки и обеспечении правопорядка. Расследования, проводимые конгрессом в отношении ЦРУ и ФБР, и уголовное расследование внутри Бюро привели к беспорядкам и обидам в обеих организациях. Ни та ни другая не были готовы сотрудничать в сфере борьбы с терроризмом. Администрации Форда и Никсона пытались дать согласованный ответ на угрозу терроризма из-за границы. Картер в этом не преуспел. Терроризм за границей являлся актом войны, на который должны отвечать солдаты и дипломаты; терроризм внутри страны был преступлением, которым должно было заниматься ФБР. Соединенным Штатам по-прежнему оставались годы и годы до стратегии, которая объединила бы обеспечение правопорядка и возможности разведки, чтобы остановить террористов до того, как они предпримут свои действия.
В штаб-квартире ФБР воцарилось состояние неопределенности после того, как Картер вступил в должность в январе 1977 года, и оно продлилось более года. Президент дал ясно понять, что хочет для ФБР нового руководителя, но он, по-видимому, не мог его выбрать. Кларенс Келли, как и Пэт Грей до него, пребывал в состоянии неизвестности.
«Из всего, что меня беспокоит в отношении ФБР, — сказал Келли на слушаниях по его утверждению, — это ощущение, что его сотрудники страдают от недостатка руководства на постоянной основе и понимают, что их исключительное положение, заслуженно заработанное, стало ниже» [564] .
Он сказал, что надеется «вернуть им чувство уверенности в себе». Но ему это не удалось, и он знал это. «Сверхчеловеческий образ ФБР, власть и слава, ему сопутствующие, сильно поблекли, — заключил он к концу своей карьеры. — ФБР спустился с Олимпа. И, как оказалось, мы простые смертные… Но так велик и чист был образ ФБР Дж. Эдгара Гувера, что каждое крошечное правонарушение, будь оно реальным, воображаемым или сильно преувеличенным, сейчас получает чрезмерно большое внимание» [565] .