10 мая Харлан Фиске Стоун вызвал к себе Дж. Эдгара Гувера — второго по рангу руководителя, попирающего законы Бюро. Гуверу на тот момент оставалось семь месяцев до исполнения 30 лет. Его волосы были гладко зачесаны назад, толстая шея упиралась в тесный воротничок рубашки. Гувер смотрел вверх на Стоуна, который возвышался над ним, имея рост 6 футов 4 дюйма. Стоун смотрел на него вниз — стальной взгляд под густыми седыми бровями. Он сказал Гуверу, что тот находится под судом.
По словам Стоуна, до поры до времени Гувер будет работать на временной основе в качестве исполняющего обязанности директора Бюро расследований. Гувер должен был отчитываться непосредственно перед Стоуном. И правила игры должны были измениться.
Бюро будет расследовать только нарушения федерального закона. Продажных политических деятелей и шантажистов следовало немедленно уволить. Больше никаких полночных вторжений на Капитолий. Больше никаких шпионских игр. Никаких массовых арестов. Бюро больше не будет инструментом политической войны. Оно выходит из шпионского бизнеса.
Гувер ответил: «Да, сэр».
Стоун дал ясно понять свои условия и сделал их достоянием гласности. Он не торопится, сказал Стоун прессе. Он испытывает Гувера. Он хочет, чтобы этой работой занимался правильный человек. И пока он не найдет такого человека, сам будет руководить Бюро.
Харлан Фиске Стоун оставался в должности девять месяцев, пока не получил повышение в Верховный суд. Гувер продержался сорок восемь лет.
Сохранение Бюро и его возрождение в качестве тайной разведывательной службы зависели от политической хитрости Гувера, его выдержки, железной воли. Со временем он стал этим институтом власти. Бюро выдержало все политические бури до конца его жизни. Гувер никогда не терял веры в то, что судьба страны зависит от него и его работы. И он никогда не отводил взгляда от своих врагов.
Пока Гувер находился на испытательном сроке как исполняющий обязанности директора Бюро, министр юстиции Стоун получил предупреждение от дружески расположенного знакомого Роджера Болдуина — руководителя Американского союза гражданских свобод (ACLU). Болдуин был американским аристократом, который проследил свои корни на триста лет назад до «Мейфлауэра». Бюро собирало сведения о нем на предмет политических диверсий и заключило в тюрьму за сопротивление призыву на воинскую службу в Первую мировую войну. Сам ACLU был создан в 1920 году, главным образом для защиты конституционных прав людей, преследуемых по законам о шпионаже и подстрекательстве к мятежу.
Болдуин убедил Стоуна изучить новый доклад ACLU «Общенациональная шпионская сеть с центром в министерстве юстиции», в котором Бюро обвинялось в подслушивании телефонных разговоров, вскрытии почтовой корреспонденции, тайном наблюдении, незаконных проникновениях в помещения, занесении в черный список политиков и шпионаже за законопослушными организациями и отдельными гражданами. Согласно докладу ACLU, Бюро превратилось в «тайную организацию, носящую политический характер». В нем отмечалось, что собранные Гувером досье являются топливом для машины шпионажа — отдела общей разведки и его предшественника — отдела по борьбе с радикалами и движущей силой шпионской деятельности Бюро с 1919 года.
Стоун прочел этот доклад с огромным интересом. В нем было описано точно такое поведение, которое Гувер отрицал. Стоун вручил доклад Гуверу и спросил его, что тот о нем думает.
Будущее Гувера зависело от того, насколько горячо он будет опровергать написанное на семи страницах. Он утверждал, что Бюро расследовало только дела «ультрарадикальных» [108] людей и групп, которые нарушали федеральные законы. Многие, если не большинство, были «обвинены в деятельности, враждебной нашим общественным институтам и правительству». Работа Бюро начиная с 1919 года была «абсолютно правильной и законной». Бюро никогда не подслушивало ничьих телефонных разговоров и не проникало незаконным образом ни в какие помещения. «У Бюро существуют очень жесткие правила по вопросам такого рода», — написал он. ACLU со своей стороны «последовательно и постоянно выступает… на стороне коммунистических элементов», считая гражданскую свободу разрешением на преступление. Неделю спустя, 7 августа 1924 года, Гувер, Болдуин и Стоун имели беседу в министерстве юстиции. В основном говорил Гувер, как он это обычно делал, когда разбирательство могло повлечь за собой неприятности. Он утверждал, как это делал всю свою жизнь, что не был добровольным участником облав на «красных». Он уверял Болдуина, что времена политического шпионажа закончились. Сказал, что отдел общей разведки будет закрыт — хотя он сохранит все его досье, если только конгресс не распорядится сжечь их, — и Бюро будет заниматься исключительно расследованием нарушений федерального закона. Гувер отрекся от своего собственного прошлого. Он был очень убедителен. «Я думаю, мы ошибались» [109] , — написал Болдуин Стоуну несколько дней спустя. Он сказал журналистам, что Гувер — подходящий человек для этой работы. Гувер ответил изящным благодарственным письмом. Его цель, написал он, «покидать свой кабинет каждый день со знанием того, что я никаким образом не нарушил права граждан этой страны» [110] .
ФБР сохранило за собой право проникать в ACLU посредством этих обменов любезностями в последующие месяцы и годы. Осенью 1924 года Бюро содержало шпиона в исполнительном комитете ACLU, похищало протоколы его заседаний в Лос-Анджелесе и вело учет источников его финансирования. Через семь недель после своей сердечной встречи с Болдуином Гувер уже принимал новые и подробные отчеты о юридической стратегии руководства ACLU. Количество его досье росло и уже включало досье на руководителей союза и его видных сторонников, среди которых была одна из самых известных в мире женщин — глухая и слепая Хелен Келлер. Ее досье стало одним из тысяч ему подобных, связанных с уникальной историей американского движения за гражданские права, отслеженной ФБР.
«Мы не знали о том, как ФБР Гувера следило за нами, — сказал Болдуин полвека спустя. — Они никогда не переставали следить за нами» [111] .
И Гувер не упразднил отдел общей разведки. На бумаге этот отдел исчез. Но источник его жизненной силы — досье — остались. Чтобы сохранить их в тайне, Гувер создал совершенно новую регистрационную систему под названием «официальный — конфиденциальный». Эти документы находились под его контролем. Теоретически централизованная документация Бюро принадлежала министерству юстиции. Она была уязвима к обнаружению в судах или для повесток о явке в суд, посланных конгрессом. Папки «официальные — конфиденциальные», введенные Гувером, были его, и лишь его одного. На протяжении пятидесяти лет они оставались его неприкосновенным тайным запасом. Его способность шпионить за людьми, ведущими подрывную деятельность, зависела от секретности, а не гласности. Конфиденциальные досье были гораздо лучше, чем кричащие заголовки. Несмотря на опасность обнаружения, Гувер и Бюро вели наблюдение за американскими коммунистами.