В марте 2008 года старшим гражданским координатором утвердили норвежского дипломата Кая Эйде, главу миссии Организации Объединенных Наций в Афганистане. Эйде, сумевший установить хорошие рабочие отношения с Карзаем и обсуждавший с ним откровенно самые деликатные вопросы (как правило – к общей пользе), представлял свою оценку текущей ситуации в Афганистане на каждом совещании министров обороны НАТО. Он не старался делать вид, будто проблем не существует, но в целом смотрел на ситуацию с оптимизмом. Я сошелся с Эйде достаточно близко, узнал его как человека и решительно поддерживал, а потому в разговорах со мной он неизменно высказывался предельно прямо. Ооновской бюрократии понадобилось несколько месяцев, чтобы прислать Эйде дополнительный персонал, хотя результатов, разумеется, требовали чуть ли не с первого дня. Несмотря на все усилия Эйде, осмысленная координация международной помощи, на которую я надеялся, так в Афганистане никогда и не появилась – как и все прочее, подразумевавшее сотрудничество разных государств.
Не менее сложно было ответить на вопрос, каких успехов мы добились в Афганистане – и добились ли вообще. Меня чрезвычайно раздражало несовпадение мнений: вашингтонские аналитики, опираясь на данные разведки, воспринимали происходящее последовательно пессимистично, зато гражданские чиновники и военные в Афганистане демонстрировали уверенность в позитивном исходе. За годы работы в ЦРУ и СНБ я многократно наблюдал аналогичную картину – во Вьетнаме, в Афганистане в 1980-х годах, во время войны в Персидском заливе; не стану перечислять далее, примеров гораздо больше. Трудно сказать, кто больше заслуживал доверия – люди на местах событий или вашингтонские аналитики, однако лично я все же склонялся на сторону Вашингтона (вероятно, потому, что сам побывал в шкуре вашингтонского эксперта). Тем не менее опыт заставлял меня относиться к экспертной информации настороженно: вопреки общепринятому мнению аналитики из разведки очень часто предпочитают показывать, что лица, принимающие решения, понятия не имеют, что они делают, вместо того чтобы их поддерживать, – в особенности когда могут провернуть этот фокус, выступая на заседании конгресса.
Несколько месяцев изучения мной конфликтующих точек зрения вылились в итоге в публичное недовольство 25 сентября 2007 года, в ходе очередной видеоконференции: Макнейл в Кабуле, Крэддок в Брюсселе, председатель ОКНШ и другие в Вашингтоне – и я как «модератор». Я заговорил о принципиальных разногласиях между оценками вашингтонских экспертов и прогнозами «парней из провинции». Я признался, что не знаю, каким образом обеспечить получение точной и адекватной информации. Я сказал: «Я в замешательстве и уверен, что остальные со мной согласятся». Затем я попросил Джима Клаппера, заместителя министра обороны по разведке, проанализировать расхождения в оценках между афганскими и вашингтонскими источниками. Он доложил пару дней спустя, что положение даже хуже, чем нам виделось: налицо различия в трактовке ситуации между штабом генерала Макнейла, Центральным командованием, НАТО, ЦРУ и военной разведкой в Вашингтоне. Замечательная диспозиция в разгар войны!
В середине октября Клаппер сообщил, что налаживается «здоровый» диалог между всеми аналитическими службами касательно «реальной ситуации» в Афганистане. Он сказал, что аналитики ЦРУ и других агентств отправились в Афганистан и, работая вместе с «полевыми» экспертами, составили список из сорока пяти – пятидесяти вопросов, вызывающих наибольшие разногласия, чтобы попробовать устранить противоречия. По-моему, наши разведчики продолжали упускать из вида главное. В отчетах слишком много внимания уделялось тактической информации – ежедневным докладам о боевых действиях – и всякого рода непроверенным слухам; все имели доступ к одним и тем же данным, но вот интерпретации этих данных варьировались весьма широко. А вот целостная картина по-прежнему не складывалась.
В середине июня 2008 года я снова позволил себе высказать недовольство – в ходе видеоконференции с генералами в Кабуле и Брюсселе и высшим руководством Пентагона в Вашингтоне: «Парни [это относилось к офицерам в Кабуле], вы рассказываете, что все довольно хорошо, а потом я получаю доклад разведки, где утверждается, что все катится к черту. Я не представляю, как на самом деле идет война! Думаю, и президент не может похвастаться четким пониманием ситуации в Афганистане». Да, расхождения в оценках базировались на фактах, не были плодом бюрократических игр, но все-таки пора и меру знать…
Отсутствие ясности подпитывало мои опасения относительно того, что в реальности все обстоит не слишком хорошо. Недостаточный уровень подготовки боевых частей и инструкторов, дефицит гражданских специалистов, бардак в военном командовании, хаос в координации усилий по распределению международной гражданской помощи, слабое взаимодействие между гражданскими и военными представителями усугублялись схожими проблемами и на афганской стороне, а еще – открытой коррупцией среди чиновников, суетливостью Карзая, нехваткой компетентных министров и государственных служащих, разладом между столицей и провинциями. Эрик Эдельман докладывал мне об этих афганских слабостях уже в середине марта 2007 года. Он также указал, что афганское министерство внутренних дел, похоже, вовлечено в торговлю наркотиками, а Карзай слишком много времени проводит в своем дворце, вместо того чтобы демонстрировать себя стране. Эдельман, карьерный дипломат, закончил свой доклад фразой, возможно призванной не допустить чрезмерного погружения в депрессию: «Я не унываю, но есть много вопросов».
Две недели спустя я, Райс и Хэдли встретились в Вашингтоне с генеральным секретарем НАТО Яапом де Хоопом Схеффером. Суть его позиции сводилась к знакомому тезису: «Я чувствую, что мы способны «сдерживать», но не можем «победить»» талибов. Он усомнился в необходимости дальнейшего присутствия НАТО в регионе, но потом смягчил свою формулировку – сказал, что требуется лучшая координация, более полная интеграция наших сил, лучшее обучение афганской армии, больше последовательности в публичных заявлениях руководителей НАТО и правительств стран – участниц блока по поводу войны. Генсек НАТО добавил, что необходим человек с реальным авторитетом, способный говорить с Карзаем от имени всех стран, участвующих в урегулировании в Афганистане, такой человек, который «сможет объяснить ему горькую правду». Мы согласились со всеми его предложениями, и Хэдли спросил, действительно ли нам нужны три высокопоставленных представителя в Кабуле – от НАТО, от ЕС и от ООН. Я намекнул, что все следует перепоручить НАТО, и Райс меня поддержала: «Оформите это де-юре или де-факто, но парень из НАТО должен быть главным».
В ходе своего второго визита в Афганистан, в начале июня 2007 года, я снова и снова возвращался мыслями к тому печальному факту, что стратегически мы в Афганистане сегодня более или менее в том же положении, что и в Ираке в 2006 году, – в лучшем случае в патовой ситуации. В комментарии для прессы я заявил: «Думаю, на самом деле мы медленно и осторожно двигаемся в правильном направлении. Я намерен и впредь внимательно следить за этим движением». Пожалуй, «внимательно» – это преуменьшение; следовало сказать «пристально и неотрывно». На совещании 26 июля с высшим гражданским и военным руководством Пентагона я сказал, что мы теряем европейскую поддержку, поскольку европейцы не готовы воевать; в традиционной войне против талибов за нами преимущество, но уровень насилия растет; новый президент США должен решить, следует ли направлять в Афганистан подкрепления взамен оконфузившихся сил НАТО; пакистанцы не собираются изгонять «Аль-Каиду» и талибов со своей территории, чтобы мы «тепло» встретили их на другой стороне границы, в Афганистане, и при этом не разрешают нам в одностороннем порядке провести операцию в Пакистане. Сравнительно неплохо смотрится разве что афганская армия, которая, при всех своих проблемах, куда опытнее и пользуется большим уважением, нежели любое другое афганское государственное образование.