Мой четвертый вопрос касался персоналий: кого именно новый президент собирается включить в состав команды национальной безопасности? (У меня давно сложилось убеждение, что в сфере национальной безопасности президенту следует воспринимать ключевые должности «в комплекте» – получится ли хорошая команда? Слишком много я повидал администраций, где старшие руководители – особенно государственные секретари и министры обороны – недолюбливали друг друга или не могли наладить рабочие отношения.) По-моему, Обама решил продемонстрировать, что предельно честен со мной. Он не рассчитывал назначить Чака Хейгела (бывшего сенатора-республиканца от штата Небраска) на руководящую должность, если я соглашусь остаться, поэтому обдумывал кандидатуру Джима Джонса (отставной генерал морской пехоты и бывший главнокомандующий вооруженных сил НАТО в Европе) на пост советника по национальной безопасности или госсекретаря. Тут же он упомянул, что последняя должность отлично подходит Хиллари Клинтон, и сказал, что она относится ко мне с уважением, но многочисленные обязательства ее мужа чреваты в этом случае потенциальными осложнениями. Я заметил, что, на мой взгляд, Джонсу больше подойдет национальная безопасность, а не Госдеп, поскольку отставной генерал во главе министерства иностранных дел заставит мир заподозрить нас в милитаризации нашей внешней политики. (Я ошибался и признаю свою вину. Два генерала, ставших государственными секретарями – мой герой Джордж Маршалл и Колин Пауэлл, мой хороший друг на протяжении многих лет, – вовсе не «милитаризировали» внешнюю политику США, совсем наоборот.) Также я посоветовал назначить директором Национальной разведки человека, которому Обама доверяет и который лишен политических амбиций.
Пятый вопрос заключался в том, как избежать моей изоляции (как «пережитка») в администрации и в министерстве обороны. Прежде всего каковы будут мои полномочия относительно назначений в Пентагоне? В комментариях к вопросам, отосланным Обаме, я написал, что не вижу иного способа обеспечить ответственность сотрудников, кроме как дать им понять, что я причастен к их назначению и могу их уволить. Я добавил, что понимаю: гражданское руководство министерства будет из соратников Обамы, и я открыт для рекомендаций, но мне нужна полная свобода, в том числе для отклонения кандидатур. Кроме того, поскольку мы находимся в состоянии войны и должны обеспечить плавный и гладкий переход от прежней администрации к новой, я спросил, позволят ли мне сохранить несколько ключевых сотрудников, пока идет утверждение кандидатур Обамы. Он сказал, что это вполне возможно.
Шестой вопрос касался заместителя министра обороны и его функций. Я предложил Джона Хэмра, председателя совета по оборонной политике, который уже исполнял обязанности заместителя министра при администрации Клинтона. Я сказал избранному президенту, что вряд ли Хэмр вновь согласится занять эту должность, если ему не пообещают твердо, что он будет первым в списке на мое место, когда оно станет вакантным. «Мое основное требование к альтернативным кандидатам – опыт управления, предпочтительно крупной компанией или учреждением», – уточнил я. Обама сказал, что побеседует с Хэмром по поводу должности заместителя министра, и назвал еще Ричарда Данцига (министра ВМС при Клинтоне), но прибавил, что в любом случае со мной посоветуется. Он также сказал, что хотел бы заполучить Джека Рида, но замену для него в сенате будет подыскивать губернатор Род-Айленда, а тот – ярый республиканец. Тут Обама воскликнул: «Откуда, черт возьми, в Род-Айленде республиканский губернатор? Я же победил в этом штате с шестьюдесятью пятью процентами голосов!»
Мой седьмой вопрос касался того, разрешат ли мне сохранить двоих или троих нынешних сотрудников по крайней мере на все время моего пребывания в должности. Я упомянул Пита Герена, министра армии, Джима Клаппера, заместителя министра по разведке, и Джона Янга, замминистра по закупкам, технологиям и материально-техническому обеспечению. Обама сказал, что мои доводы выглядят убедительно и он их рассмотрит. Я также сказал, что хочу сохранить своих сотрудников канцелярии и пресс-секретаря.
Восьмой вопрос гласил: «Предполагаете ли вы сколько-нибудь существенное урезание оборонного бюджета в первый год работы вашей администрации?» Обама ответил, что всегда ратовал за масштабные расходы на оборону, но это было до экономического кризиса: «Я не могу принимать жесткие решения по другим министерствам и ведомствам, отталкивая своих сторонников, и оставить в неприкосновенности бюджет министерства обороны». Но я напомнил ему, что уже целое столетие мы после каждого военного конфликта сильно сокращаем расходы на оборону, а восстановление бюджета после этих сокращений требует не только средств, но крови и жизней. Я также упомянул свои слова, обращенные к Бушу-43: в конгрессе наверняка будут предприняты попытки сократить численность войск, чтобы защитить рабочие места, связанные с производством военного снаряжения и вооружений (большая ошибка, на мой взгляд). Обама уверил меня, что радикальных «усекновений» не будет, но министерство обороны должно разделить общее бремя сокращений.
Последний значимый вопрос заключался в том, что мы двое, вероятнее всего, «мыслим схоже» в отношении Афганистана, но мне нужно знать, «насколько гибкими мы будем в наших действиях в Ираке, дабы сохранить завоевания последних полутора лет и дабы Ирак в 2009–2010 годах не превратился вновь в сплошную линию фронта». Обама сказал, что готов проявлять гибкость. Я спросил, сможет ли он отдать приказ об уничтожении воинствующих экстремистов – образно выражаясь, «пробежать наши десять ярдов, не отдавая мяча противнику» [80] ? Обама ответил: «Да. Я не пацифист».
Мы проговорили пятьдесят минут. Наконец я сказал ему: «Если вы хотите, чтобы я задержался на год, то я согласен». Обама улыбнулся, протянул руку и ответил: «Я тоже».
В комментариях к своим письменным вопросам я предоставил ему определенные гарантии: «Я задал вам далекоидущие вопросы. В свою очередь хочу, чтобы вы знали – если я останусь, вам не придется волноваться по поводу того, что я попытаюсь проявлять независимость или оспаривать принятые решения. Как это было в моей работе с другими президентами, я намереваюсь давать лучшие и искренние советы, какие только в моих силах. Если вы решите иначе, я вас поддержу – или подам в отставку. Нелояльности не будет». Я повторил свое обещание в конце нашей встречи и держал слово два с половиной года.
Следующие три недели были неловкими, если не сказать больше. Почти сразу же я предупредил президента Буша, что меня попросили остаться. Я беспокоился, что он может подумать обо мне плохо, поскольку я согласился работать на человека, вся предвыборная кампания которого строилась на нападках на Буша за его явные и мнимые промахи во внутренней и внешней политике. Вопреки моим опасениям Буш тепло меня поздравил. Подозреваю, он думал, что шансы сохранить завоеванное столь высокой ценой в Ираке намного лучше, если я остаюсь министром обороны. О встрече с Обамой я рассказал лишь троим (кроме Бекки, разумеется) – Рангелу, генерал-лейтенанту Дэвиду Родригесу (Роду), который в июле сменил Кьярелли в качестве моего старшего военного помощника, и своей персональной ассистентке Делони Генри. Я был убежден, что больше никто не знает, но не учел аналитические навыки двух других своих военных помощников, которые наблюдали по телевизору, как кортеж избранного президента прибыл в аэропорт, а затем свернул от самолета к зданию аэровокзала, а потом, когда все сроки так называемого секретного совещания давным-давно прошли, заглянули в «глазок» в двери моего кабинета, удостоверились, что кабинет пуст, – и сделали логичный вывод: я тишком выскользнул на встречу с Обамой. К счастью, своим открытием они ни с кем не поделились. После встречи с Обамой я сказал Рангелу, пресс-секретарю Джеффу Морреллу и Генри, что хочу оставить их при себе, если они не против. Рангел, истовый республиканец, глава аппарата комитета по делам вооруженных сил палаты представителей при республиканском большинстве, приятно меня удивил: он сам и другие ключевые сотрудники канцелярии, в том числе Райан Маккарти и Кристиан Марроне, согласились остаться со мной. Они все будут лояльны новому президенту и проявят себя отличными командными игроками, но это не значит, что время от времени не случалось ворчания «внутри семьи» в адрес некоторых новых сотрудников Белого дома, о внешней и внутренней политике и о непрекращающихся нападках на Буша (которого они все поддерживали и которому добросовестно служили). Когда я сказал Майку Маллену, что остаюсь, он, похоже, вздохнул с облегчением.