Я думаю, что как раз «дело Хонеккера» было тем оселком, на котором можно проверить, в чем соблазн отказа от ГДР. Что это — просто политический маневр, хотя бы и невысокого пошиба, или перескок к совсем иной морали? Я считаю, что не маневр, а полный разрыв с совестью. «Дело Хонеккера» стало, подобно бомбежкам Ирака и расстрелу Дома Советов в Москве, важным экспериментом над человеком. Было проверено, принимает ли средний человек двойную мораль.
Победа Запада в холодной войне означала, что из числа людей, защищенных нормами права и этики, были исключены побежденные. Порой даже кажется, что идеологи нарочно создают скандально странные ситуации, чтобы объединить своих подданных узами абсурда («верую, ибо абсурдно»).
Вспомним: отвезли в тюрьму Моабит Хонеккера за то, что во время его правления солдат заставляли выполнять Закон о границе. Сомневался кто-нибудь в легитимности этого закона? Нет, закон был нормальный, по международным стандартам. Сомневался кто-нибудь в легитимности самого Хонеккера как руководителя государства, члена ООН? Нет, никто не сомневался — во всех столицах его принимали как суверена, воздавая установленные почести.
Также никто не сомневался, что юноши, рискующие жизнью на берлинской стене вместо того, чтобы идти негласно уговоренным путем через Болгарию, Югославию и Австрию, делали это исключительно из политических соображений и меняли свою жизнь на идеологические выигрыши Запада. Эти подлые выигрыши кое-кто и у нас зарабатывал. В 1989 г., когда СССР был уже открыт, поп-ансамбль «Семь Симеонов» решил «прыгнуть через границу» с большим шумом. По полгода группа проводила за рубежом и всегда могла там тихонько остаться. Но кому-то нужен был скандал, и «Симеоны» захватили самолет. Кому-то другому, в Москве тоже был нужен скандал, и команда КГБ устроила перестрелку, погубив многих пассажиров.
Вытащили Хонеккера из посольства Чили в Москве (политическое убежище — только для «цивилизованных»). Судили Хонеккера по законам другой страны (ФРГ), что никто даже не попытался объяснить. Представьте, что Клинтона арестовывают спецслужбы Саудовской Аравии, отвозят туда и отрубают ему голову — так по их законам наказывают измену жене.
Но это еще не самое странное. Главное, что говорят, будто стрелять в людей, пересекающих границу в неустановленном месте без документов, — преступление. И если это случается, то «демократия» обязана захватить руководителя такого государства, где бы он ни находился, и отправить его в тюрьму. Ах, так? И когда же поведут в тюрьму мадам Тэтчер? Во время ее мандата на границе Гибралтара застрелили сотни человек, которые хотели абсолютно того же — пересечь границу без документов.
Когда начнется суд над г-ном Бушем старшим? Ради соблюдения «закона о границе» (только не ГДР, а США) каждую осень вдоль Рио Гранде звучат выстрелы и, получив законную пулю, тонут «мокрые спины». В 1994 г., когда рухнула либеральная реформа в Мексике и в США возникла паника перед наплывом внезапно обедневших «латинос», Клинтон оговорил предоставление 50 млрд. долл. финансовой помощи четким условием: Мексика обещает применить на границе с США полицейские репрессии такого масштаба, что проникновение эмигрантов будет невозможно. И это — после суда над Хонеккером.
Чего желали эти марокканцы и мексиканцы, кроме как незаконно пересечь границу ради чего-то привлекательного, что было за ней? В чем разница между делом Хонеккера и делом Буша? В чем разница между делом Хонеккера и делом Буша? На берлинской стене за сорок лет погибло 49 человек, а на Рио Гранде только за 80е годы застрелены две тысячи мексиканцев (а за сорок лет, наверное, все 10 тысяч). Во время суда над Хонеккером газеты сообщили о начале строительства стены, которая отгородит США от Мексики — чтобы преградить дорогу мексиканцам, которые хотят проникнуть в Техас, Калифорнию и другие в прошлом мексиканские земли, на которых проживают 40 млн. их сородичей. Структурно — никакой разницы с Берлинской стеной, хотя жестокость президентов США просто несопоставима с суровостью руководства ГДР. Разница в том, что сегодня сила в руках Буша и Клинтона. И мы вынуждены констатировать: эта «демократия» означает утверждение права сильного. А столько всего понакручено, чтобы прийти к этому разбитому корыту. И зачем к этому корыту лезть и коммунистам?
Что же до ГДР, то она была объектом особой ненависти — посмотрите, с какой радостью, вопреки всем договорам и даже вопреки явной пользе Германии уничтожена сегодня даже такая созданная там ценность, как Академия наук. Даже Институт языкознания, равного которому не было в ФРГ и который работал на всю нацию. У либералов и ревность оказалась какая-то подлая.
Все мы думали, что ГДР — просто страна. А ведь объект ненависти — совсем особое дело. Ладно бы вьетнамцы или русские — но ведь ГДР какая-никакая, а все же Германия. Дело было глубже, чем расизм.
Почему я об этом заговорил? Что нам душа блестящего лидера ПДС Грегора Гизи? Он не лезет за словом в карман и очаровал молодых немецких левых. Но, глядя на него, мы думаем о себе. И перед нами, у каждого на своем уровне те же соблазны: откажись, потрафь маленько, скажи то, что от тебя ожидают — это же тактика, компромиссы. Все так, и нельзя стоять, как столб, на своем. Время идет, многое видится иначе. И все же, все же…
Во все времена проблема соблазна и компромисса была самой сложной. Решать ее надо, ставя перед собой «последние», по Достоевскому, вопросы. Я думаю, что сегодня многие из нас из лучших побуждений часто идут на очень невыгодные компромиссы.
В начале 1992 г. случайно познакомился я в Испании с человеком, который много повидал на свете и в то же время почти всю жизнь прожил в отрыве от прессы и телевидения. С юных лет и до седых волос он плавал моряком на самых разных судах и под разными флагами. Тогда, в 1992 г., был капитаном испанского рыболовного флота. Плавает по полгода, приехал в Сарагосу в отпуск (сам он баск) и зашел навестить друга в университет. Так мы встретились, разговорились, быстро подружились (до сих пор он — мой близкий друг). А назавтра я уехал с лекцией в маленький городок в ста километрах, за Уэской. Он взялся меня подвезти на машине, а там остался и на лекцию, а потом часть аудитории переместилась в ресторанчик, где проговорили почти до утра. И простые суждения этого человека были для меня, избитого демократической пропагандой, как глоток свежей воды в жару, хоть и наговорил он мне неприятных вещей. Хочу этим глотком поделиться, пересказываю вкратце, но почти дословно.
То, что произошло с СССР, сказал Эдуардо Гарсия Осес, — большое горе для очень многих во всем мире, даже для тех, кто вроде бы радуется краху коммунизма. И дело не в политике. Без опоры оказались и те, кто считал себя антикоммунистами. И не из классового сознания надеялись люди на СССР, не потому, что «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Все это давно не так, и на Западе рабочий — это тот же буржуй, только без денег. А надеялись потому, что у вас говорилось: «Человек человеку — брат». А по этому тоскуют все , что бы они ни говорили на людях.
Потому что чувствуют себя здесь все, как мухи, прилипшие к клейкой бумаге. Бумага эта сладкая, и вроде бы ты сам к ней тянулся, а прилип — и стало тоскливо. Сопротивляться всей этой пропаганде «Нового мирового порядка», которая лезет тебе в душу и через прессу, и через рекламу, и через витрины, у человека нет сил. Он сдается, но у него всегда была уверенность, что есть на свете Советский Союз и есть очень культурный советский народ, который на сладкую приманку не клюнет и к бумажной ловушке не прилипнет — а там, глядишь, и нам поможет оторваться. И что же мы видим? Этот-то народ и увяз глубже всех и поверил в совсем уж невероятную ложь. Если это так — все меняется в мире.