В постсоветский период, когда общественные науки в России теряют «идеологический компас», а государственные научные учреждения оказываются на «голодном пайке», оценка и анализ событий, происходящих в интеллектуальном сообществе Запада, в значительной мере модулируется заимствованными позициями, которые выдаются за объективные и непредвзятые, поскольку «наука освободилась от идеологии». Более того, вместе с марксистским понятийным аппаратом обществоведения из оборота выходит целый пласт не только вербальных, но и понятийных ориентиров: адаптирующиеся авторы просто не употребляют ни сам термин «идеология», ни понятий, характеризующих мировое разделение труда (корпоративная экспансия, захват рынков сбыта, передел влияния), не говоря уже о таких якобы устаревших понятиях, как колониализм и эксплуатация (в применении к общественным отношениям). Между тем, и в США, и в «третьем мире» этот понятийный набор продолжает употребляться, причем не только общественными структурами, выражающим интересы угнетенных, но и истеблишментом.
В то же время «открытие общества» создает возможности для непосредственного познания друг друга обеими бывшими сторонами «железного занавеса», и эти возможности распространяются не только на истеблишмент, но и на широкий круг «интеллектуальных классов». Интернетизация открывает дополнительные познавательные горизонты — однако не избавляет обе стороны от усвоенных штампов восприятия, на которые в постсоветском обществе накладывается закономерно сформировавшийся «синдром поражения». Этот синдром проявляется принципиально различным образом у космополитической и почвеннической интеллигенции, но в ряде пунктов «крайности сходятся».
Набор стереотипов, разделяемых обеими сторонами внутрироссийского мировоззренческого противостояния, концентрируется в областях теории информации, интерпретации природных процессов, представлений о мировом разделении труда и предметов противоборства мировых интересов. Все вышесказанное отразилось в подходах к пониманию роли и функций интеллектуальных центров США, в связи с чем падение коммуникативных преград не привело к систематизации представлений об ИЦ.
Либеральному (космополитическому) мировосприятию свойственно представлять систему англо-американских ИЦ как совокупность рынков услуг, живущих по законам свободной конкуренции («броуновское движение»), чем и объясняют специализацию ИЦ и их число, которое преувеличивается (так, Т.И. Виноградова из петербургского центра «Стратегия» утверждает, что в США «сотни тысяч» ИЦ [10] ).
В свою очередь, реальное содержание их деятельности отождествляется с публично заявленным (миротворческие усилия, контртерроризм, содействие развитию гражданского общества, строительство многопартийности и правового государства, развитие самоуправления, продвижение инноваций etc.).
Почвенническое (этатистское) мировосприятие, напротив, склонно рассматривать систему американских ИЦ как жесткую пирамидальную иерархию, в которой на вершине расположены глобалистские структуры, контролирующие политику через семейные связи, а ниже — система подчиненных профильных, как правило, также глобализированных центров, тесно связанных с монополистическими корпорациями и банками и обслуживающими их интересы при установлении господства над природными ресурсами и ради этого — над элитами подконтрольных государств.
«Свободно-рыночное» представление 1) не объясняет многодесятилетнее, а иногда и вековое, существование и непреходящее влияние ряда институтов на американскую и мировую политику, 2) усматривает в экспансии ИЦ благотворительные мотивы, производные от активности «гражданского общества» США, 3) вообще не рассматривает закрытые (параполитические) структуры, считая это конспирологией, а «следовательно», лженаукой.
Исследователи-этатисты разделяют главное и второстепенное в политической роли англо-американских ИЦ, угадывают их манипулятивные интенции в «стране-мишени», однако: 1) рассматривают систему ИЦ как статичную конструкцию, не учитывая влияния мировой финансовой и политической клановой конъюнктуры, где в период кризиса возрастает роль персональных и случайных факторов, 2) вслед за популярными западными авторами (классиками и современниками) гиперболизируют как мотивацию корпоративного и личного обогащения, так и ресурсные, особенно углеводородные мотивации в геополитике, 3) в то же время не придают должного значения целенаправленному перехвату англо-американским истеблишментом антикапиталистических (и антииндустриальных) лозунгов и в силу этого не разграничивают подлинно и мнимо-антиэлитарные инициативы (так, левоэкологистский по составу Всемирный социальный форум, финансируемый Rockefeller Foundation в качестве управляемой псевдоальтернативы «корпоративному глобализму» Давоса, рядом отечественных авторов интерпретируется как «спонтанный» бунт против миропорядка [11] ).
Описание американских ИЦ выдает мировоззренческие стереотипы самих описателей. О.А. Акопян [12] считает, что американские ИЦ находятся в условиях рынка «на практически равных стартовых позициях», а к частным инвесторам обращаются потому, что «так они могут чувствовать себя более свободно в обсуждении спорных вопросов». По представлению этого автора, RAND Corp., Carnegie Endowment и Brookings Institution являются «лидерами рынка» ввиду независимости от политических партий. В том же перечне упоминается Совет по международным отношениям (CFR), который автор не относит к «лидерам рынка». Рейтинги, на которые ссылается автор, опираются на «публикуемость», а тот факт, что отнюдь не все американские ИЦ стремятся рекламировать или даже афишировать свою деятельность, вообще не учитывается. Вопреки заглавию собственной работы, автор не допускает мысли о разделении труда между «независимыми» американскими ИЦ в рамках государственного целеполагания. Гиперболизируя рыночную мотивацию формирования ИЦ в США, автор скептически оценивает возможность создания ИЦ в «нерыночном» китайском обществе, считая, что число ИЦ в Китае не превышает нескольких десятков (по данным Ван Лили из Торнтоновского центра изучения Китая Brookings, в КНР уже больше 1000 ИЦ).
В этатистской литературе CFR квалифицируется отдельно от других «фабрик мысли» в одном ряду с Бильдербергским клубом и Трехсторонней комиссией, при этом подчеркивается связь всех этих трех структур с семьей Рокфеллеров и влияние этой семьи на глобалистские инициативы США. Влияние этой семьи в названных структурах, как и пересечение других влиятельных лиц в их руководстве, несомненно. Однако, во-первых, названные структуры создавались в разной исторической обстановке, во-вторых, уже в середине 1970-х, когда сложилась эта «тройка», на мировой сцене действовал также ряд других, не менее могущественных структур глобалистского проектирования, в-третьих, мировой финансовый кризис существенно повлиял и на роль этих структур, и на влияние в них рокфеллеровского круга. Ограничение «верхнего этажа» глобального аппарата влияния этими тремя структурами: а) смешивает институциональные «фабрики мысли» с параполитическими образованиями, б) игнорирует как другие институты, так и другие закрытые международные клубы (в частности, Club 1001 и Mont Pelerin Society, в) не учитывает динамику, в том числе вынужденную.