Двуречье опять-таки центром региональной сверхдержавы было часто и по сей день важным центром, пусть меньшим по значению, является. При этом претендуя на большее. И кое-чего добиваясь. То есть когда-то, в качестве Ассирии, Вавилона или центра Аббасидского Халифата, это была сверхдержава мирового класса.
В наше же время, в качестве Ирака, даже при Саддаме, — только регионального. Но была. И не исключено, что когда-нибудь ещё региональным центром будет. Если современный Багдад преодолеет сепаратизм Басры и Курдистана, покончит с гражданской войной и выстроит централизованное государство. Что пока вызывает большие сомнения.
С Персией всё то же самое. Хотя и куда более убедительно с точки зрения претензий на региональную сверхдержаву. Которой современная Исламская Республика Иран является на деле, а не на словах. И демонстрирует это своим соседям более чем убедительно.
Эволюция Эламского царства в мировую империю Кира Великого и его потомков, ставшую ядром Парфии Аршакидов и последующих династий вплоть до Пехлевидов, дала Тегерану все основания на его сегодняшние действия по восстановлению иранской гегемонии. Как минимум по всему шиитскому миру.
Малая Азия — ещё один региональный центр первой категории. Бывшее Хеттское царство. И много что ещё — до эпохи римлян. Ядро Византийской империи и, как следствие, её прямых и непосредственных наследников: Сельджукской и Оттоманской Турции.
Сжавшейся как пружина при Кемале Ататюрке, отстоявшем существование Турции после того, как Порта потеряла большую часть своих провинций. Не случайно даже столица вынужденно была им перенесена из имперского Стамбула в провинциальную, но безопасную Анкару.
Страна эта в настоящее время явно настроена на возрождение своего былого влияния в мировых масштабах. Хотя и на новой основе: другими методами и без непосредственного управления своими бывшими вилайетами. Региональной сверхдержавой она является. Однако ей этого мало. И этого она не скрывает.
Современные Сирия, Оман и Йемен по сию пору находятся на исконных исторических местах. Распадаясь и вновь объединяясь с приходом сильных правителей. Подпадая под иностранное господство и освобождаясь от него. Экспериментируя с религиями, которые там в ту или иную эпоху доминировали. Но всегда возрождаясь вокруг своих центров.
Хиджаз и Неджд стали ядром салафитской Саудовской Аравии, пытающейся вместе с салафитским же Катаром построить в рамках «Арабской весны» новый Халифат. Благо при Праведных халифах центр исламского мира находился на Аравийском полуострове, хотя и не в Эр-Рияде.
Центр этот только при Омейядах был перенесён в сирийский Дамаск. Что, к слову, служило при Хафезе Асаде веским основанием для конкуренции этого города с Багдадом, Каиром и Эр-Риядом за влияние в арабском мире. Благо город древний. Очень. Входил ещё в государство библейского царя Давида.
На месте прибрежной финикийской городской неразберихи сегодня — состоящий из враждующих этноконфессиональных общин Ливан. В Северной Африке, там, где был центр карфагенской империи, — Тунис. В Магрибе вместо древних прибрежных царств — Марокко и Алжир. На месте римских провинций, лежавших между Карфагеном и Египтом, — Ливия.
Ну а там, где в библейские времена жили самаритяне и евреи, — Израиль. Вместе с контролируемыми им территориями Западного берега Иордана: Иудеей и Самарией. Что раздражает как красная тряпка быка всех его соседей. А также их политических и экономических партнёров. Без исключения.
Мероэ и Аксум превратились в Судан и Эфиопию. Хотя со времён Менелика Второго от Абиссинского царства отложились исламские провинции, в наши дни окаймляющие Африканский Рог в качестве отдельных государств. Но тут уж как есть. Независимость от имперского центра — идея привлекательная. Не только в эфиопском случае.
В конце концов, Ашока тоже не для того строил огромную империю Мауриев, чтобы входившие в неё вассальные царства, территории которых занимают современные Афганистан, Пакистан и Бангладеш, отделились от Индии. Не говоря о том, что от любимого им буддизма на всем пространстве его бывшей страны не осталось и следа. Такая карма.
О прочей периферии региона и не говорим. Балканы, объединённые в своё время в рамках то Римской и её наследницы Византийской империй, то Оттоманской Порты, то, хотя и только частично, Югославии, с начала 90-х представляют собой конгломерат недружественных по отношению друг к другу государств.
Что до Центральной Азии, входившей в империи Чингисхана и Тимура, а позже ставшей конгломератом ханств и эмиратов, объединённых Российской империей и Советским Союзом, она рассыпалась опять. Что полностью относится и к Закавказью. Без выставления каких бы то ни было оценок этому естественному геополитическому явлению.
Однако при всём обилии исторических прецедентов, которые могли бы послужить для государств исламского мира моделью национальных и наднациональных идей, среди них можно чётко выделить несколько, которые в начале ХХI-го века реализуются на практике. С большим или меньшим успехом. Большими или меньшими шансами. Или без малейших шансов. Было бы кому вкладывать в них энергию и средства.
Во-первых, это модель этноконфессиональной империи. Во-вторых, — национального государства, имеющего в основе исторические корни. И наконец, исламская модель. Во всех её вариантах: шиитском и двух суннитских. Всё сказанное существует в привязке к конкретным силовым и финансовым центрам региона, о которых ниже.
Притом что единственная в этом регионе современная модель государственного строительства, которая не только реализована на практике, но и дала чрезвычайно успешные устойчивые результаты, — это еврейское государство в Израиле. Что раздражает не только его арабских соседей, но и исламский мир в целом…
Что касается идей, в соответствии с которыми выстраивается собственно исламский мир, они нигде не существуют в чистом виде. Чистоту теории нарушают рецидивы племенного строя и феодализма. А также сепаратизм религиозных общин и меньшинств: этнических и этноконфессиональных.
Порождением чего, помимо прочего, является большая часть арабских монархий, включая любимое автором Хашимитское Королевство Иорданию. Поскольку кто там, в исламском мире, из какого рода, клана и семьи, для госстроительства играет роль не менее принципиальную, чем в средневековой Европе.
Отдельно можно вспомнить об осколках арабского социализма, который в 50-х годах доминировал в этой части исламского мира. Точнее, национал-социалистических арабских экспериментов, всё ещё дееспособных. При всей той угрозе, которую представляет для них современный политический ислам.
Причём проекты эти продолжают эволюционировать не на задворках арабского мира, а в таких странах, как Алжир, Египет (после свержения военными правительства «Братьев-мусульман» президента Мурси) и Сирия Башара Асада. При всём стремлении исламистов со всем светским в арабском мире как можно быстрей покончить.
Как следует из вышесказанного, что было на Ближнем и Среднем Востоке тысячи лет назад, то, пусть и в изменённой форме, там и продолжает существовать. Накладывая отпечаток и на настоящее, и на будущее. Прорастая из, казалось бы, совершенных руин. И оживляя в новой форме давно и прочно забытые тени прошлого. Вроде Оттоманской и Персидской империй. Или Халифата…