За поляной стояли домики, дальше начались непроходимые заросли. Они свернули и оказались на грунтовой дороге.
Луны не было, и Мила почти не различала почву под ногами.
– Почему ты фонарь не включаешь? – спросила она.
– Свет привлечет внимание.
– Чье?
Смит не ответил. Его рюкзак серым пятном маячил впереди, а вокруг была непроглядная ночь.
– Чье внимание, Айвен?
– От кого ты вчера убегала? – спросил он. – Или ты уже забыла?
Мила споткнулась о камень и ткнулась носом в рюкзак Смита.
– Это был не зверь? Полиция?
– Разве не ясно, что они постоянно пытаются нас выследить? Весь этот мир будто колпаком накрыт. Они наблюдают за нами, как лаборанты в микроскоп за амебами. Им странно то, что мы делаем. Кто-нибудь другой уже издох бы со страху, узнав, что за ним полиция следит. Но я не сдамся, я с самой смертью поспорю, когда она придет. Не впервой.
– А я не хочу, чтобы ко мне приходила смерть, – отрешенно сказала Мила.
– Она тебя не спросит, когда ей приходить. Лучше бы ты поинтересовалась, зачем они за нами следят.
Мила прислушалась, но кроме них никто в лесу не издавал ни звука. Ей захотелось крикнуть, что они здесь. Пусть их схватят, арестуют, посадят в уютную кабину полицейской авиетки и отвезут в город. Но Мила не закричала, опасаясь разозлить Смита.
– Зачем они следят за нами? – спросила она.
– Есть только одно предположение: хотят узнать, насколько далеко мы продвинемся в достижении цели. Иначе ты давно была бы уже не Камиллой Левитской, а какой-нибудь Барбарой Гольдман. А меня, скорей всего, даже на органы не оставили бы. Я от времени испортился и ни на что не гожусь. Разве что на удобрения для кактусов и пальм.
Дорога начала поворачивать. Мила не узнавала ее. Куда они идут? В своем ли уме Айвен? Что, если он окончательно спятил, превратился в монстра.
– Сколько времени? – спросила она.
– Около часа ночи.
– Почему мы не могли подождать до утра? Если за нами следят полицейские, то они находятся в лучших условиях. Или ты не слышал об аппаратуре для ночного наблюдения?
– Мне плевать на полицейских. Если я до сих пор еще гуляю по лесу и это не плод моего воображения, то так будет продолжаться до тех пор, пока они не поймут, что мне осталось сделать несколько шагов и нажать на кнопку, которая подорвет их проклятую башню. Вот тогда, когда я буду проделывать эти шаги, они меня пронзят своими смертоносными лучами.
– Это все, чего ты хочешь?
– Нет. Я хочу победить.
«Ненормальный», – подумала Мила и снова стала прислушиваться к ночным шорохам.
– А о какой башне ты говоришь? Часом не о правительственной?
– О ней самой. Ты слыхала такое слово – Энтеррон?
– Кажется, это название компьютера, которым пользуются в Киберлайф. А что?
– Этот компьютер назван по аналогии с энцефалоном. Энцефалон – это человеческий мозг, от эн – в, цефалон – череп. В черепе. Энтеррон – в Терре. Где этот чертов компьютер спрятан? В физическом центре планеты? Нет, это абсурд. Значит, в политическом.
– Почему ты столько значения придаешь этому компьютеру? Что в нем такого? Он просто помогает клиентам программы поддерживать хорошее настроение. Ну, и еще, кажется, создает сценарии положительного поведения.
– Чушь. Это самый настоящий искусственный интеллект. Это ясно видно не только из рекламы Киберлайф, но и из гребаных законов, которые придумало ваше правительство. Энтеррон – орудие тоталитарной власти! И его надо уничтожить. Он завладел тут всем. Даже сетью. Энтеррнет. Странное название. На Земле сеть испокон веков называлась Интернетом. Да и у вас тоже. Переименовали не так давно. После того, как появился Энтеррон.
– И как ты собираешься его уничтожить? Сделаешь бомбу? Научишься производить порох, динамит, взрывчатку? Ограбишь армию или полицию?
– Что-нибудь придумаю.
– Безумие! Ты меня разбудил среди ночи, чтобы мы пошли пешком в Террион, добрались до Башни Правительства и стали думать, как ее взорвать?
– С чего ты решила, что мы топаем в Террион? Нам нужно дойти до трассы и вызвать авиетку. А потом мы кое-куда слетаем.
Мила сосредоточилась, но не смогла понять мысли Смита.
– Не пытайся, – сказал он. – Я знаю только адрес. Это место нам подходит для того, чтобы начать активные действия.
В эту минуту где-то слева в зарослях треснула ветка, Смит застыл на месте, а Мила сделала то, чего сама от себя не ожидала. Она изо всех сил лягнула его и попала в подколенную ямку. От боли и неожиданности Смит рухнул на землю, а Мила бросилась бежать в ту сторону, откуда послышался шорох.
– Где вы?! – крикнула она. – Помогите!
Она вытянула вперед руки, чтобы не стукнуться о ствол дерева, и успела добежать до края дороги, но вдруг мощный толчок сзади сбил ее с ног. Это был тяжелый рюкзак Смита. Мила больно ударилась животом, и у нее перехватило дыхание так, что несколько секунд она не могла даже стонать. Неожиданно ее тряхнуло – Смит поднял ее за рюкзак и поставил рядом с собой.
– В следующий раз, если такое повторится, сделаю тебе очень больно – так, как тебе еще никогда не было. Имей в виду.
Он подобрал свой рюкзак, надел его и подтолкнул Милу, принуждая поторапливаться. Задыхаясь, она побежала по грунтовке. Смит, придерживая Милу за ворот, точно котенка за шкирку, устремился вперед. Мысли его в такт шагам были короткими и однообразными, как удары молотка, забивающего гвозди. Он думал о том, что к трассе надо успеть до рассвета, и что по пути им не придется отдыхать, поэтому идти надо не слишком медленно и не слишком быстро.
Через полчаса Мила окончательно выбилась из сил. Ей не верилось, что позавчера она шагала по этой дороге больше трех часов. И вот ей снова приходится преодолевать трудности, бороться с усталостью и сонливостью. Она плотнее сжала челюсти, чтобы, не дай бог, хоть одно возмущенное слово не вырвалось наружу. А мысли? Что сделает Смит, если прочитает в ее мыслях ненависть и отвращение к себе? Станет избивать? Убьет, раскроит ей череп и вытащит биосивер?
Мила крепче схватилась за лямки рюкзака, который по ощущениям прибавлял в весе с каждым шагом, и наклонилась вперед, чтобы легче было идти. Глаза понемногу привыкли к темноте. По крайней мере, она видела собственные ноги и порой могла различать выемки, камни, упавшие ветки, попадавшиеся на пути.
Теперь ей было страшно прислушиваться к шорохам, то и дело доносившимся из темных зарослей. Она переключала внимание то на свое тяжелое дыхание, то на шаги, которые отсчитывала сотнями.
Несколько раз Миле казалось, что они сбились с дороги, но Смит был спокоен. В итоге оказывалось, что они срезали путь по короткой тропе.