– Да.
– Он согласился?
– Ну что ты так вытаращил на меня глаза? Ты должен быть у них сегодня. У тебя хоть есть какой-нибудь приличный смокинг?
– Он согласился, правда?
– Согласился, – вздохнул Раутон. – А теперь иди, у меня встреча с двумя банкирами. Да, и еще вот что. С Гиннсом много не разговаривай. Не на нем женишься.
– Что это значит? Почему?
– Он не в восторге от тебя, понимаешь. Мне пришлось использовать… убедительные аргументы. Главное, что он согласился.
– Ты что-то скрываешь от меня.
– Да, скрываю. Но это дело мое и Гиннса. Ты и Бетси совершенно свободны.
– Боже мой, Раутон. Что ты ему мог сказать?
– Друг мой, думай о больших прекрасных картинах. А грехи пусть падут на меня, – сказал репортер и вытолкал Тома из кабинета.
Обручальный торт был бело-розовым. Над гигантским кругом стеклянистой глазури возвышались фонтаны марципана, густо обсыпанные пурпурными фруктами. Изгибы зеленого желе сползали на кружево скатерти.
Стол изгибался подковой, окружая громадную орхидею, которая цвела в похожей на перевернутый колокол чаше. Справа от Тома сидела платиновая блондинка в серебряном, плотно облегающем платье. Она казалась нагой, на ней не было никаких драгоценностей, кроме тяжелого рубина, который дрожал меж ее полуобнаженных грудей. Слева от него была пожилая седая женщина с индейским профилем и бескровными губами. Молочные волосы, гладко зачесанные, охватывал круг черно-фиолетовых камней. Бетси сидела напротив и иногда смотрела ему в глаза. Тогда ему казалось, что в груди взрывается горячая звезда.
– Извините? – сказал он соседке справа.
– Я говорю, что быть представленным английскому двору – это очень важно. Иначе сложно будет войти в общество.
– Да, это должно быть любопытно, – согласился Том.
– Я наверняка буду в этом году в списке дебютанток. Фенси Петтигру потратила на это целый миллион, но у нее ничего не получится, пусть ей так хотелось быть представленной королю.
– Зачем? – спросил Том, и прекрасная соседка посмотрела на него с удивлением.
– Король… – наконец пробормотала она.
– Я предпочитаю шведского. Он прекрасно подает, а какой у него удар слева!
– Что вы имеете в виду?
– Теннис. Король Густав в семьдесят лет играл великолепно, несмотря на возраст.
– Вы играли с королем? – Голубые глаза собеседницы наполнялись уважением.
– Да, в Италии, когда делал его портрет.
– Вы сделали портрет короля? – спросило мелодичное эхо.
– Нет, не сделал, потому что мне там встретился один рыбак. У него были прекрасные губы. Как у Аримана. Я должен был его обязательно нарисовать, а король тем временем уехал.
Рядом с Бетси сидел граф, далекий предок которого был крестоносцем. Потомок рыцаря наверняка не смог бы даже приподнять железные доспехи. Он прислушивался к словам Тома и время от времени топил иронию в бокале вина.
– Это великая вещь, двор, – возобновила свою лекцию соседка Тома, – такая презентация. – Она тряхнула светлыми локонами, украсив вздох кусочком сладкого пирожного.
– Фенси Петтигру удалили из списка, – сказала сидевшая сбоку брюнетка с татуированными вишневыми губами. Веки ее расширенных атропином глаз слегка дрожали.
– Фенси? Я думаю. Она и английский король, это надо же! Когда ее дядя был в Букингемском дворце, там пропали три золотые ложки. Наверное, к крему приклеились.
Все взорвались смехом.
– Ее дядя делает крем для обуви, – пояснила Тому соседка.
– Хорошая шутка, – согласился Том, который поклялся Бетси, что будет кротким как ягненок.
– Это не шутка. Дело не в ложках, а в монограмме: GIR – George Imperator Rex [149] . Они в самом деле теряются. Каждый хотел бы иметь такую, правда?
– Зачем? – спросил Том и наколол на вилочку кусочек рыбки.
В эту минуту мистер Гиннс постучал по бокалу, привлекая внимание. Он поднял волосатые руки над серебром и кристаллами сервировки и начал иллюстрировать речь жестами. Он выглядел как пожилой мужчина с его же рекламы, который «сохранил зубы, потому что постоянно пользуется жевательной резинкой Гиннса».
Он говорил смутно. В конце заметил, что заработать миллион может каждый, но только мудрый человек способен его удержать. Затем был провозглашен тост, и подали черный кофе с ликером.
– Он ел рыбу ножом, я сама видела, – шепнула дама в огненном платье своему спутнику, юноше с подкрашенными губами, который был намного младше ее.
– Наверное, его отец торговал галстуками, – шепнул красавчик.
Том посмотрел в ту сторону, и ему захотелось сделать что-нибудь скверное, но он встретил ясный взор Бетси и улыбнулся ей глазами.
– Как вам здесь нравится? – спросила Тома седая женщина.
– Очень милое общество?
– Что?
– Очень милое общество.
– Не слышу, скажите громче.
– Очень милое общество! – отчаянно рявкнул Том и покраснел, потому что все посмотрели на него.
У пожилой женщины глаза были словно из серого камня. Она смотрела на Тома с явным интересом.
– Обычно у нас соединяются примерно одинаковые количества нулей – в супружествах.
– Вы имеете в виду деньги?
– И головы тоже.
У нее был мертвенный голос. Она склонилась к уху Тома и очень громко сказала:
– Жениться по расчету, да? Вы уже состоите в нашем клубе?
– В клубе? В каком?
– В Яхт-клубе, хотя туда не принимают никого, кто не живет на Пятой авеню. А нужно состоять.
– Зачем? У меня нет на это времени.
– Нужно состоять.
Она ехидно улыбнулась.
– Слышу, что вы часто задаете этот вопрос. Вас будут принимать за дурачка, к тому же плохо воспитанного, если вы не научитесь многим вещам.
– В самом деле? – учтиво удивился Том. Интересная была эта старушка с гладким лицом.
– Не относитесь к этому пренебрежительно. Если общество вас не примет и клубы закроются перед вами…
– Это было бы неплохо, – вырвалось у Тома, и он прикусил язык, беспокойно глядя, не услышала ли Бетси его слов.
Но та разговаривала со своим соседом. Он был огромный, лысый, с грубыми чертами лица, очень бледный и тяжелый. Глаза были скрыты за черными очками.
– Это Гоулд-старший, – шепнула женщина, впервые понизив голос. В нем было уважение.