– Кто это?
– Вы никогда не видели его фотографии?
– Я не читаю газет.
– Это Гоулд, – повторила она. – Шесть или семь контрольных советов. Сделал дочь маркизой, а сына сенатором. Об «Искушении» вы тоже не слышали? Это его яхта. На ее борту бывали и кайзер, и английский король, еще до той войны.
Она покачала головой.
– Что вы тут делаете, молодой человек?
– Не знаю, – признался Том. – Интересует меня здесь лишь один человек, но он стоит того…
– Человек? Вы говорите о Бетси Гиннс? У нас не называют девушек «человеком».
Она снова улыбнулась.
– У нас – это где? – спросил Том, спровоцированный ее тоном.
– Это значит – на Пятой авеню. В нашей касте. В нашей сфере. Как пожелаете.
– То есть там, где все решают деньги?
– Вы говорите так, словно сами находитесь снаружи. Это игра, и тот, кто садится за столик, должен принимать в ней участие, хочет он этого или нет. Это игра в салоны, в изысканность, в древних предков, в титулы, замки. А есть и такая игра, которую ведет Гоулд. Он управляет транспортом и сталью, то есть вооружениями. Или армией. Это значит – Америкой. Он и несколько ему подобных.
Том присмотрелся к пепельному лицу большого человека. На его висках темнели вздувшиеся вены.
– Интересное лицо, – признал он. – Он кажется больным.
– Он действительно болен. Болен страхом. У него похитили внука. Теперь он упрятал всю семью в Хилденскурте.
– Как это? Ведь вы говорите, что он правит?
– Правит и боится. Такая уж у нас власть.
– Зачем вы это мне говорите? Хотите меня заразить властью или страхом? К счастью, у меня не так много денег – в сравнении с вами.
– Но вы сюда попали. Правила вхождения в касту различны. Но если кому-то выпал шанс…
– Жизнь дается всего лишь раз. Я не буду делать ничего, если не сочту это нужным. У меня нет времени на ошибки.
– Вы так много рисуете?
– Нет. Другие люди так много нарисовали, создали, написали, что не хватит жизни, чтобы это познать. Если бы мистер Гоулд немножко почитал об ацтеках, которые пять тысяч лет назад развлекались с золотом, или о майя, о людях Индии, он увидел бы, насколько он мал.
– Что бы вы ему посоветовали?
– Если боится, пусть откажется от богатства, оставит ровно столько, чтобы хватило на достойную старость.
– Давно я не слышала таких слов. Сама так говорила, когда мне было шестнадцать лет.
– А потом вас затянуло, да?
– Да, – сказала она, глядя ему прямо в глаза. – Вы видите эту блондинку в огненном платье? В прошлом году она пыталась покончить самоубийством, потому что ее мужа не приняли в клуб.
– Почему?
– Он был католиком. Ей пришлось развестись.
– Не понимаю.
– Вы ничего не понимаете. Кларенс Чемминг построила во Флориде виллу из белого мрамора. Тогда кузина Моргана приказала разрушить фронтон своей виллы и заменить его по египетским образцам. Купила кучу фресок, которые стоили миллионы. На балу у Фэрфаксов выступали негры, изображавшие людоедов, а две недели спустя Уэстоны устроили фейерверк, который представлял войну Севера с Югом. Я наняла на лето тенора из «Метрополитена».
– Бедные вы люди, – серьезно сказал Том. – И так все время?
Она рассмеялась:
– Нет, вы не из золотой молодежи. Думаю, у вас все получится. Вы ведь сбежите отсюда, правда?
– Сразу же после свадьбы, – искренне пообещал Том.
– Сделайте это.
Все встали из-за стола. Из другого зала доносились звуки вальса.
– Ах да. Вы ведь не знаете, кто я, – сказала пожилая женщина, подавая ему холодную жесткую руку. – Моя фамилия – Адамс.
– Надеюсь, я не наделал никаких глупостей?
– Это уже не имеет значения, – сказал Раутон, глядя в окно мастерской. – Сейчас будет не до того. Ты еще ничего не знаешь?
– Что случилось?
– С Гиннсом все кончено. Его банкротство – вопрос нескольких дней.
– Что ты говоришь?
– Это тебя расстроило?
– Сам не знаю. Бетси, наверное, будет тяжело…
– Поможешь ей.
– Может, ему помогут наши деньги?
– Это капля в море. Его свалили. Эта игра разыгрывалась на очень широком фронте. Речь шла и о новом кандидате в президенты, и о французских займах, и о многом другом. Он согласился на тебя, потому что Коллум пошел на попятную. Почуял, куда ветер дует.
Трайсен молчал, сбитый с толку.
– Так, значит, это не…
– Не «Трест твоих грез»? Может, немножко и мы помогли. Главное то, что ты ее любишь. А он все-таки ее отец.
– Останется совсем без гроша?
– Ну, может, что-нибудь наскребет.
– И что мне делать?
Раутон стал прохаживаться.
– Этот крах будет первым, но не последним. Это как в сообщающихся сосудах. С одной стороны имеешь грандиозное производство и гигантскую прибыль, а с другой – пустота. Такая разница давлений не может долго сохраняться естественным образом.
– Кризис?
– Боюсь, да. И нас тоже свалят, думаю. Поступления в последнее время немного уменьшились. У бастующих есть другие заботы, кроме удовлетворения желаний и грез.
– Мне жаль, если это коснется и тебя. Ты неплохо развлекся, правда?
– Действительно, я немного побезумствовал, как в лучшие времена.
– Ты в самом деле хочешь ликвидировать всю фирму?
– Деньги были твои, Том, и фирма твоя. Решай.
– Не хочу я никаких денег. Дашь мне какую-нибудь премию, чтобы хватило на пару лет. Тем более что у меня немного сдвинулось. Есть несколько заказов.
– Портреты?
– Нет, такие заказы я не беру. Я должен рисовать то, что хочу и умею.
– Советую тебе, ускорь свадьбу.
– Постараюсь. Но, но, Раутон, скажи мне, кто именно разорил Гиннса?
– Это было сделано идеально. Сначала у него отобрали армейские заказы, потом опустили цены на жевательную резинку ниже себестоимости и демпинговали так долго, что у него кончились кредиты и запасы сырья. Когда он упадет, они поднимут цены. И теперь у них будет монополия.
– Но кто, кто?
– Прежде всего Эльжбета Адамс.
– Адамс? Я знаю это имя: действительно, так назвалась та пожилая дама, о которой я тебе рассказывал.
– Это именно она.