– Заткнись.
– Глупый-преглупый мальчик, – она протянула руку и коснулась его щеки. От пальцев пахло дерьмом и табачным дымом. – Ты ведь знаешь, что я могу забрать все, что у тебя есть, – промурлыкала мать своему сыну. – Ты такой свежий, ухоженный. Дай, догадаюсь, твоя шлюха тоже, небось, не плохо выглядит? Да и дети. Должно быть такие розовые, как поросята. Ползают в своем дерьме и довольно похрюкивают.
– Замолчи.
– Не смей перебивать меня! – женщина ударила сына по лицу и снова начала нежно поглаживать, продолжая свою колыбельную. – Знаешь, когда ты был маленьким, я уронила тебя на пол. Ты завизжал, а я стояла и смотрела, как ты надрываешься, думая, когда же эта неуклюжая блюющая тварь сдохнет. Ты был таким отвратительным. Ползал в своем собственном дерьме и вечно просил жрать. Прости, но я, наверное, была плохой матерью, – она улыбнулась. – Ты ведь простишь меня, да? Ты ведь дашь мне второй шанс? Иначе ты и твоя шлюха, со своим выводком поросят, отправитесь на улицу. Поверь, мне бы очень не хотелось, так поступать. Очень… – женщина захрипела, пытаясь разжать обхватившие ее горло руки. Голубые глаза смотрели на сына. Слюна текла по подбородку. Синяя вена на левом виске вздулась. Грязные ногти впились в рукава куртки своего сына. Он сдавил ее горло еще сильнее. Ненависть придала рукам сил. Женщина упала на колени. Осенний ветер подхватил охапку желтых листьев из придорожной канавы. Не глубокой, но достаточной, чтобы там поместилось тело старой женщины. Она умирала, чувствовала, что умирает, но не могла в это поверить. А сын, он смотрел в ее глаза и жалел лишь о том, что не сделал этого раньше. Желтые струи мочи пропитали старый плащ. Предсмертная судорога сковала обезображенное болезнью тело. – Убийца! – прохрипела мать своему сыну, а через мгновение в его руках не осталось ничего, кроме извивающегося клубка земляных червей. Они покрывали его руки, забирались под одежду, лопались, заливая кожу слизью… Он поднялся на ноги и огляделся. Улица все так же была безлюдной. В окнах домов не было ни одного свидетеля.
– Все кончено, – прошептал он, забрасывая клубок червей желтыми листьями. – Все кончено…
Он шел домой и совершенно ничего не чувствовал. В духовке жарилась курица. Жена что-то рассказывала о прошедшем рабочем дне. Он вымыл руки и подошел к колыбели. Сын улыбался во сне. Крохотный, розовощекий. Он протянул к нему руку и погладил ребенку светлый пушок на голове. Толстый земляной червь выпал в колыбель. Затем еще один и еще. Молодой отец схватил ребенка и переложил на кровать. Вернулся к колыбели и начал вылавливать скопившихся в ней червей.
– Что ты делаешь? – спросила его жена. Он не ответил. – Боже мой! – она отшатнулась от колыбели. Увидела пару червей в пеленках своего сына и раздавила их. Они искупали ребенка и запеленали в чистые простыни. В соседней комнате заплакала дочь – пухленький трехгодовалый купидончик со светлыми кучерявыми волосами. Детская кровать с розовым постельным бельем кишела червями.
– Мама! Мама!
– Я здесь! – она схватила дочь и прижала к своей груди. Курица в духовке сгорела, и дом наполнился едким запахом горелой плоти. Белый дым резал глаза. – Мой сын! – крикнула женщина, и, продолжая прижимать к груди дочь, побежала в другую комнату. В пеленках были лишь черви. Клубки червей. Молодая мать закричала. Еще один клубок червей она прижимала к своей груди. Ни дочери, ни сына. Лишь только черви. Еще один визг и темнота. Женщина упала, а ее муж, стоя над ней, смотрел, как черви вылезают из ее рта и носа. Они уже были повсюду: ползли по стенам, извивались на полу, карабкались по его одежде. Он чувствовал, их слизкие тела, на своей коже. Чувствовал, как они плодятся внутри него. В его кишках, желудке, легких. И белого едкого дыма становилось все больше…
– Глупый-преглупый мальчик, – услышал он голос своей старой матери. Она стояла напротив него, и осенний ветер подхватывал из канавы желтые листья. Он вздрогнул и отпрянул назад. – Ты знаешь, я могу забрать у тебя все!
– Не важно, – он убрал руки в узкие карманы брюк и зашагал прочь. Старая мать еще что-то кричала ему, но он уже не слушал ее. Не хотел слушать, не хотел знать, не хотел помнить…
Я никогда не говорю, что я слепой, просто говорю, что не могу видеть.
Бен Андервуд
Запоминать, осязать, слушать. Сначала это вещи в квартире: кровать, холодильник, микроволновая печь, работающая газовая плита, спящий кот, шум дождя за окном… Потом улица: проезжающие мимо машины, идущие навстречу пешеходы, пробегающая рядом собака, шум деревьев… Однажды мир звуков становится настолько насыщенным, что вместе с ним рождается осознание объема.
Джастин. Он шел по Лас-Вегас-Стрип, слушая эхо своих шагов, и чувствовал, как нависают над ним средиземноморские растения. Внутри, на территории отеля Аладдин, он почувствовал статуи из сказок «1001 ночи». Плеск воды привел его к открытому бассейну. Господи! Он мог поклясться, что чувствует воду, стволы деревьев, шезлонги, людей на них.
– Купи дружбу, купи любовь, купи секс, но только не строй несбыточных надежд! – сказал ему отец и ушел, хлопнув дверью. Но мир. Мир, который Джастин запомнил еще ребенком, неизбежно начинал возвращаться к нему. Шесть долгих лет пустоты вокруг уступили место ощущению пространства. Он слышал эхо, отраженное от стен, рисуя в своем сознании их местоположение. Люди перестали быть для него просто голосом, обретя, даже в полной тишине, свое место в пространстве.
Он встретил Мэрилин в терминале аэропорта Маккаран и спросил, как она добралась. Водитель отца помог им донести багаж.
– Ты мог бы учиться вместе со мной, – сказала Мэрилин уже в машине.
– Я и здесь учусь, – сказал ей Джастин. – По-своему, но учусь.
Они расстались на Фримонт-стрит, договорившись встретиться у танцующих фонтанов отеля «Беладжио».
– Ты ей не нужен, – сказала Джастину мать, наблюдая, как он готовится к встрече. – Слепец в городе огней! – она скривила губы, допивая остатки скотча. – По-моему, это отвратительно!
Две азиатских танцовщицы извивались перед кроватью, исполняя танец огня. Свет и темнота. Шорохи и запах.
– Ласкайте друг друга, – велел им Джастин. Света стало больше. Тела сплелись между собой. Стали одним целым. Запахи усилились. И звуки. Поцелуи. Скольжение рук. Стоны… Джастин ждал. Ждал, когда ожидание станет невыносимым. А потом… Потом он подошел к кровати и присоединился к этому сгустку света. Отдался ему, наслаждаясь лаской умелых рук.
Мэрилин пришла вечером и сказала, что утром улетает в Нью-Йорк.
– Вот, – она вложила в руки Джастина книгу. – Здесь рассказывается о Даниеле Хише и о его методике ориентироваться в окружающем мире с помощью звуков. Книга написана шрифтом Брайля, так что ты сможешь прочесть ее сам.