Эльза тоже была здесь, и в ее взгляде, брошенном на меня, сквозило неприкрытое презрение. Хотя я говорила тебе, что не собираюсь, подобно Эльзе, закрывать глаза на происходящее, но иногда в минуты душевной слабости я понимала ее выбор и со стыдом признавалась себе, что и мне хочется прибегнуть к сознательной слепоте. Какое бы это было облегчение — приказать своему подозрительному разуму забыть обо всем и обратить все свои силы на то, чтобы прославлять местную общину! Я начну крепко спать по ночам, меня перестанет мучить беспокойство — и я более ни секунды не буду раздумывать над тем, что происходит выше по течению в глубинах леса. Предпочти я слепоту, более чем уверена, что Хокан одобрил бы мой выбор, искренне порадовался моей капитуляции и вознаградил меня дружбой с остальными соседями. Но идти дорогой слепоты было бы нелегко. Этот путь требовал решительности и самоотверженности. Да и цена была слишком высока: я бы превратилась в некое подобие Эльзы. Не исключено, что она подражала кому-то еще, кто жил здесь до нее; быть может, подобная манера поведения сложилась на протяжении уже нескольких поколений. Женщины заставляли себя забыть о своих подозрениях, играя роль столь же древнюю, как и фермы, на которых они жили, — роль слепого обожания. И эта роль не только сделала бы меня своей в здешнем обществе, но и принесла бы нечто вроде счастья. Во всяком случае, на людях. Оставаясь одна, я бы ненавидела себя. Но только те чувства, которые мы испытываем наедине с собой, должны определять наше поведение.
Как и я, Миа пришла одна. Но куда более удивительным оказалось то, что, подобно мне, она тоже предпочла неброский наряд, отдав предпочтение свадебному белому платью с венком на голове. В руках она сжимала небольшой букетик цветов. Платье было тем же самым, что и на диком пляже, разве что уже не таким девственно-чистым — оно запачкалось и порвалось. Цветы осыпались, роняя лепестки. Девушка не сделала попытки как-то скрыть урон, нанесенный своему наряду. Создавалось впечатление, что на обратном пути от маяка она подверглась нападению в лесу. Поначалу Миа не обращала на гостей внимания, стоя спиной к собравшимся и глядя на реку. Я не стала подходить к ней, не желая лишний раз привлекать к себе внимание. Но немного погодя я подметила некую странность в ее походке. Она ступала с преувеличенной осторожностью, изо всех сил стараясь сохранить равновесие. Разумеется, я моментально встревожилась, а когда подошла поздороваться с Мией, то увидела, что глаза ее покраснели. Она была пьяна! Должно быть, девушка принесла спиртное с собой, потому что на вечеринке алкоголь ей никто бы не предложил. Естественно, время от времени подростки напиваются, здесь нет ничего особенно удивительного, но напиться втихаря на таком празднике, да еще среди бела дня — событие из ряда вон выходящее: так пьют, чтобы забыться.
К тому времени как мы стали водить хоровод вокруг майского дерева, Миа уже не могла, да и не хотела скрывать опьянения. Ее состояние заметили и другие гости, не столь внимательные к нюансам поведения. Я видела, что Хокан готовится отвезти ее домой. Подобная крайняя мера наверняка вызовет массу кривотолков, но он, похоже, решил, что недолгий рукотворный скандал будет куда лучше сцены, которую она запросто может закатить. Но я не могла позволить ему увезти девушку. Миа напилась не просто так. Мне показалось, что она набирается мужества, чтобы бросить кому-то вызов, и я должна была любой ценой дать ей столько времени, сколько потребуется, чтобы она претворила свой план в жизнь.
Я бережно взяла Мию за руку и вывела на середину круга, а потом принялась импровизировать, заговорив об истории праздника летнего солнцестояния. Вокруг меня собрались все гости, включая Хокана, а я все рассказывала и рассказывала о том, что именно эта ночь в Швеции считалась самой волшебной и что наши предки танцевали в знак оплодотворения земли, чтобы она принесла богатый урожай всем окрестным фермам. С этими словами я вручила детям по цветку из букета, который держала в руках, и сказала, что по традиции эти цветы нужно положить под подушку, и тогда им приснятся будущие возлюбленные, мужья и жены. Малыши смущенно хихикали, принимая цветы. Должно быть, я казалась им доброй волшебницей, но моя эксцентричность была продуманной. Дойдя до Мии, я протянула ей остатки букета. Теперь, когда я заговорила о возлюбленных и мужьях, как она отреагирует? Миа подняла цветы высоко над головой. Я оказалась права! Она подошла уже к самому краю, готовясь бросить вызов обществу и разоблачить его постыдные тайны. Глаза всех присутствующих были устремлены на нее. Гости ждали, что будет дальше. А девушка, высоко подбросив букет, швырнула его за спину, словно новобрачная на свадьбе. Мы провожали его взглядами. Тесемка, скреплявшая его, развязалась, стебли рассыпались, и букет, описав крутую дугу, дождем летних лепестков осыпался вниз.
Расталкивая гостей, в первый ряд протиснулся Хокан и схватил дочь за руку, извиняясь перед присутствующими. Он старался не применять силу слишком явно и не тащить ее за собой. Девушка не сопротивлялась и позволила увести себя к сверкающему серебристому «саабу». Хокан усадил ее на переднее сиденье, а она опустила окно и оглянулась. «Скажи нам! — хотелось крикнуть мне. — Скажи нам правду!» Но машина рванулась с места, стремительно набирая скорость, и ветер швырнул прядь черных волос девушке в лицо, закрыв его от посторонних глаз.
Тогда я в последний раз видела Мию живой.
* * *
Я не простил бы себе, если бы не проверил слова матери. Мне не составит труда ввести имя девушки — Миа Греггсон — в поисковую машину браузера моего телефона. Если она действительно была убита, то я обнаружу ссылки на многочисленные газетные статьи и широкий общественный резонанс. Я прикинул, а не признаться ли в своих намерениях матери. Но, заявив о них вслух, я добьюсь своего только в том случае, если она знает, что они действительно существуют. Она может даже показать мне какую-нибудь копию, выудив ее, по обыкновению, из своего дневника. А вот если статей не было, то она вполне может запаниковать, поняв, что без них я ей не поверю, и удариться в бега. Так что благородная честность в данном случае не годилась — дело было слишком рискованным. И потому я сказал:
— Хочу посмотреть, приземлился ли самолет папы.
После того как нас прервал Марк, мать все никак не могла успокоиться. Квартира перестала казаться ей надежным убежищем. Она отказывалась присесть или снять с плеча сумочку и без устали расхаживала по комнате, не находя себе места. Видя, что я взял в руки телефон, она заметила:
— Его самолет уже должен был приземлиться.
Я открыл новую страницу в отдельном окне браузера, чтобы иметь возможность быстро перейти на страницу с информацией о прибытии самолетов в аэропорт Хитроу, если мать вдруг потребует показать ей экран. С величайшими предосторожностями я набрал имя Мии. Пальцы путались, и мне с трудом удавалось скрыть тревогу. До сих пор мать демонстрировала прямо-таки дьявольскую проницательность.
— Что там написано?
— Я еще не закончил.
Я ввел место предполагаемого убийства и нажал кнопку «поиск». Соединение было медленным, и страница опустела. Мать подошла ближе и протянула руку к телефону: