Мисс Бартлетт выглядела удивленной и сказала, что не читала книгу и даже не знала, что она опубликована; Элеонор в глубине души была довольно скрытной особой.
— Там есть одна сцена. Герой и героиня обнимаются и целуются. Ты знаешь про это?
— Дорогая?
— Ты знаешь об этом? — повторила Люси. — Они стоят на склоне холма, а вдали видна Флоренция.
— Лючия, дорогая! Я полностью сбита с толку. Я совсем ничего не знаю об этом.
— И там растут фиалки. Это не может быть простым совпадением. Шарлотта! Как ты могла ей все рассказать! Я все продумала — это была ты!
— Что рассказать? — спросила Шарлотта с дрожью в голосе.
— Все про тот ужасный день в феврале.
Мисс Бартлетт была неподдельно взволнована.
— Люси, дорогая, — спросила она, — но она ведь не вставила это в книгу?
— Вставила.
— Но ведь не так, чтобы это можно было узнать?
— Именно так.
— О, никогда, — простонала Шарлотта, — никогда Элеонор Лэвиш не будет более считаться моей подругой!
— Так ты ей все рассказала?
— Это произошло как-то само собой, за чаем, в Риме, во время нашего разговора.
— Но, Шарлотта! Как же тогда с обещанием, которое ты дала мне, когда мы паковали вещи? Почему ты все рассказала мисс Лэвиш, но не позволила мне рассказать все маме?
— Никогда не прощу Элеонор! Она предала меня. И нет ей больше веры!
— Так почему ты ей рассказала? Это же страшно серьезная вещь.
Почему мы друг другу что-то рассказываем? Это — вечный вопрос, и ничего нет удивительного в том, что в ответ на него мисс Бартлетт только вздохнула. Она поступила плохо, и она это признавала. Ее единственной надеждой было то, что она никому не причинит вреда, тем более что она предупредила Элеонор, что все это — страшная тайна.
Люси с негодованием топнула ногой.
— Сесиль прочитал этот эпизод вслух мне и мистеру Эмерсону, и тот вновь оскорбил меня. Прямо за спиной Сесиля! О, как мужчины могут быть такими грубыми! Прямо за спиной Сесиля, когда мы шли по саду.
Мисс Бартлетт упивалась чувствами раскаяния и сожаления.
— Что можно сделать? — спросила Люси. — Ты можешь сказать?
— О, Люси! — проговорила Шарлотта. — Я никогда не прощу это себе, вплоть до своего смертного часа. Представь себе только, что твои планы…
— Я знаю, — сказала Люси, вздрогнув при этих словах. — Теперь я понимаю, почему ты хотела, чтобы я рассказала все это Сесилю, и что ты имела в виду, когда говорила о «других источниках». Ты знала, что на мисс Лэвиш положиться нельзя.
Пришла пора вздрогнуть мисс Бартлетт.
— Но, так или иначе, — с плохо скрываемым презрением произнесла Люси, — что сделано, то сделано. Ты поставила меня в ужасное положение. И как я из него выберусь?
Мисс Бартлетт не могла ничего придумать. Дни ее власти закончились. Теперь она была просто гостьей, а не дуэньей; причем — гостьей, которую перестали уважать. Шарлотта стояла, несчастная и подавленная, в то время как Люси наливалась праведным гневом.
— Этого человека следует так наказать, чтобы он вечно помнил, — сказала она. — Но кто это сделает? Матери я сказать не могу — из-за тебя. Из-за тебя я не могу ничего сказать и Сесилю. Куда ни кинь — всюду клин. Нет никого, кто бы помог мне. Поэтому я и послала за тобой. Что нужно, так это хороший кнут.
Мисс Бартлетт охотно согласилась: нужен кнут.
— Да что толку в том, что ты соглашаешься? Надо что-то предпринять! Хватит уж болтать. Что девушке делать, если она встретила на своем пути негодяя?
— Я всегда говорила, что он негодяй, дорогая, — согласно закивала Шарлотта. — Поверь мне. С самого первого дня, когда он сказал, что его отец моется в ванной.
— Верь не верь — сейчас это не главное. Мы обе виноваты в том, что произошло. Джордж Эмерсон все еще находится в саду. Так вот: будет он наказан или нет? Вот что я хочу знать.
Вряд ли мисс Бартлетт была способна хоть как-то помочь. Тот факт, что ее разоблачили, полностью лишил ее способности рассуждать, и мысли бесполезно и бестолково сталкивались в ее голове, не приводя ни к какому решению. Она, качаясь, подошла к окну и стала высматривать белый фланелевый костюм негодяя среди кустов лавра.
— Ты была достаточно решительна у Бертолини, когда увозила меня в Рим, — сказала Люси. — Ты можешь опять поговорить с ним?
— Да я готова для тебя землю перевернуть!
— Мне нужно нечто более определенное, — ответила Люси презрительно. — Ты поговоришь с ним? Это самое меньшее, что ты обязана сделать, учитывая, что именно ты не сдержала слова.
— Никогда Элеонор Лэвиш не будет больше моим другом!
— Так «да» или «нет»? Ответь!
— Это вещь, которую может сделать только джентльмен.
За окном показался Джордж Эмерсон — с теннисным мячом в руке он шел по саду.
— Отлично! — проговорила Люси сердито. — Никто мне не может помочь. Я сама с ним поговорю.
И неожиданно поняла, что именно этого от нее и хотела ее кузина.
— Привет, Эмерсон! — прокричал снизу Фредди. — Нашли мяч? Отлично! Чаю хотите?
И на террасе внизу послышался топот — мужчины шумно приветствовали явление Джорджа.
— О, Люси! Какая ты храбрая! Я восхищаюсь тобой…
Люси понимала: Эмерсон пробуждает в ней нелепые идеи, тайные желания, в общем, всякий вздор, который тем не менее уже стал овладевать ее душой. И с этим нужно было покончить. Но когда она увидела Джорджа, ее гнев сразу иссяк. В конце концов, эти Эмерсоны по-своему замечательные люди. Люси пришлось подавить прилив крови, прежде чем она смогла говорить.
— Фредди увел его в столовую, — сказала она Шарлотте. — Остальные пошли в сад. Пойдем уладим все, и побыстрее. Идем, я хочу, чтобы ты была в комнате.
— Люси! Неужели ты сделаешь это?
— Что за нелепый вопрос. Почему ты спрашиваешь?
— О, бедная Люси! — почти простонала Шарлотта, протягивая к ней руку. — Похоже, я всем приношу только несчастье.
Люси кивнула. Она хорошо помнила последний вечер во Флоренции — укладывание вещей, свечу, тень от шляпы мисс Бартлетт. Больше в капкан чувств она не попадется. Избегая прикосновений кузины, она первой направилась вниз.
— Попробуйте джем, — сказал Фредди. — Отличный джем.
Джордж, огромный и взъерошенный, расхаживал по столовой. Когда Люси вошла, он остановился и проговорил:
— А еда есть?
Люси посмотрела на Фредди.
— Иди к остальным, — сказала она, — а мы с Шарлоттой дадим мистеру Эмерсону все, что он хочет. Где мама?