Тимми долго смотрела на огонь, потом взглянула в глаза старой монахине. И увидела в них любовь и поддержку. Глаза Тимми наполнились слезами, она кивнула, и сестра Анна обняла ее и стала говорить, как же она счастлива за Тимми. Тем более что она знала о сыне, которого Тимми похоронила, и видела, как она горевала, потеряв Блейка.
– Вы не шокированы? – удивленно спросила Тимми.
– Что вы, ничуть. Я считаю, что вы счастливица. Я посвятила свою жизнь религии, и единственно, чего мне всегда не хватало, это собственно ребенка. Если бы я могла начать все сначала, думаю, я родила бы ребенка, но меня уже столько лет окружают дети, – она опять улыбнулась Тимми, – что в общем-то это не имеет значения. Но на вашем месте я бы бесконечно благодарила небо за этого ребенка и радовалась каждому мгновению его жизни.
Услышав эти слова, Тимми заплакала. И стала рассказывать сестре Анне о Жан-Шарле, о том, как она встретила его и полюбила, об их мечтах и планах, о том, что у его жены рак, и что они должны встретиться через месяц на Эйфелевой башне. Тимми убеждала сестру Анну, как убедил ее в свое время Жан-Шарль, что к тому времени как им встретиться, их брак уже давно распался изнутри. Тимми никогда не стала бы разрушать живой брак и красть чужого мужа. Решение развестись Жан-Шарль принял сам еще до того, как они встретились. И сейчас тоже сам решил остаться пока с женой.
– Знаете, Тимми, я не знаю этого человека, но, судя по тому, что вы о нем рассказываете, он внушает мне доверие. Он поступил очень порядочно по отношению к своей жене и детям. И он хороший человек. Не думаю, что он вас предаст.
– Хотелось бы мне чувствовать такую же уверенность, – печально вздохнула Тимми. Весь последний месяц ее буквально разрывали на части сомнения. Четыре месяца без него казались вечностью, она сейчас даже представить себе не могла, что Жан-Шарль уйдет от жены. – Пока я не встретила его, я не верила в любовь с первого взгляда, – призналась она.
– Я верю, что такое бывает, – задумчиво проговорила монахиня. – Но со мной не случилось. – Она засмеялась. – Зато слышала много таких историй, и хотя сначала у влюбленных не все шло гладко, но они все преодолевали и соединялись. Уверена, вы тоже будете вместе.
– Вы будете за нас молиться? – спросила Тимми. В первый раз за всю свою жизнь она попросила кого-то, чтобы за нее молились. Но она верила в силу молитвы сестры Анны. Была уверена, что Господь ее слышит.
– Конечно, буду. И за ваше дитя тоже. – Лицо сестры Анны стало серьезным. – Насколько я понимаю, вы не рассказали ему о ребенке?
Тимми покачала головой.
– Хочу, чтобы он ушел от них, потому что он сам хочет уйти и потому что любит меня. Не хочу тянуть его силой, нагружая на него обязательства и чувство вины. Он поступил честно по отношению к своей жене. Я не хочу, чтобы он поступил всего лишь «честно» по отношению ко мне. Я хочу, чтобы он пришел ко мне, потому что любит меня.
– Я уверена, что он вас любит, – негромко сказала сестра Анна, – но, может быть, ему стало бы легче, если бы он узнал о ребенке. Ведь это и его ребенок тоже.
– Расскажу ему, когда мы встретимся на Эйфелевой башне. Я не хотела взваливать на него еще и этот груз, когда ему и без того тяжело. А если он не придет, значит, ему и не надо ничего знать. Чего я меньше всего хочу, так это стать для него обузой. Я его люблю. Но не собираюсь принуждать его быть со мной, потому что ношу его ребенка. Ведь я всегда смогу ему рассказать все потом, когда ребенок родится. Хочу, чтобы сначала все стало ясно в наших отношениях. В сентябре мне уже ничего не придется говорить. Скоро и так все станет заметно. И он увидит сам… Если придет.
– Обязательно придет, – сказала сестра Анна, улыбаясь. У нее не было ни малейших сомнений, как и у Дэвида. А Тимми казалось, что она уже больше ничему не верит. Она жила словно в лихорадке между приступами страха и любви. Четыре месяца она продержалась на доверии к нему, теперь это доверие иссякало. Может быть, ей помогут молитвы сестры Анны. И все кончится хорошо, если он придет первого сентября встретиться с ней в ресторане на Эйфелевой башне. – Обязательно позвоните мне из Парижа. – Сестра Анна улыбалась счастливой улыбкой, было видно, что она ни на миг не сомневается – все будет замечательно. – Или еще лучше – приезжайте вместе сюда, к нам, когда вернетесь. Как будет чудесно, если вы приедете сюда с новорожденным, – радовалась она, и Тимми не могла не улыбнуться. Все, что с ней происходило, казалось ей чем-то нереальным, и только разговор с сестрой Анной помог ей хоть на время спуститься на землю. Ей вдруг вспомнилось, что сестра Анна говорила о том, какой важный пример она подает детям.
– Знаете, я не сделала в своей жизни ничего выдающегося. У меня процветающий бизнес, но и только. Я не замужем. У меня нет детей. Нет семьи. Единственное, что заслуживает уважения из созданного мной, это «Тимми О».
– Вы показываете всем, каким должен быть человек, – спокойно произнесла сестра Анна. – Вы – пример того, как нужно преодолевать трудности и невзгоды и никогда не опускать рук. Это дает людям надежду. Порой надежда нам бывает нужна больше, чем любовь. Конечно, нам нужны и любовь, и надежда. А вы дарите нашим детям надежду, показывая, чего можно добиться в жизни, а чтобы помочь им добиваться, вы дарите им любовь. Что может быть драгоценнее этого дара?
Тимми глядела на сестру Анну и думала, что именно любовь и надежду она ей сейчас и дарит, а это было самое главное, в чем она сейчас нуждалась. Сестра Анна своей любовью вдохнула в Тимми надежду, что Жан-Шарль будет с ней. Она угадала, что Тимми сейчас нужно больше всего. И Тимми обняла старую монахиню с нежностью и с благодарностью.
– Спасибо, – прошептала она, глядя ей в глаза.
– Все будет хорошо, Тимми. – Старая монахиня похлопала ее по руке. – Доверьтесь воле Господа. Жан-Шарль придет на вашу встречу.
Тимми кивнула, от души надеясь, что так оно и будет.
На следующее утро, когда Тимми прощалась с детьми, к лагерю подъехала машина и из нее вышли два священника. За рулем сидел молодой священник, на втором, пожилом, были белый воротничок католического священника и джинсы. Он подошел к окруженной детьми и монахинями Тимми. Сестра Анна представила священников, и Тимми с удивлением посмотрела на пожилого. Он показался ей знакомым, но она не могла вспомнить, где его видела. Круглое лицо ирландца, шапка седых волос, острые голубые глаза, в них вспыхивали искорки, когда он смеялся. Он пожал Тимми руку, когда сестра Анна их знакомила, внимательно посмотрел на нее и нахмурился.
– Тимми О’Нилл?… Вы, конечно, никогда не были в заведении, которое называется приют Сент-Клер?
Тимми широко распахнула глаза и вдруг вспомнила – он был тот самый священник, к которому приходили на исповедь дети из сиротского приюта, где она росла. Он всегда приносил детям сладости, девочкам хорошенькие заколки для волос. А ей, она помнила, как-то подарил большой голубой бант, чтобы завязывать волосы. Она никогда не могла забыть его щедрости и доброты и носила бант, пока он не истрепался. Больше у нее бантов в жизни не было.