— Твой бухгалтер старается до тебя добраться, — сказала она. — Тебе известно про IRS? Тебе никто не рассказывал? Твой деловой менеджер говорит что-нибудь? Длинная линия оттрещалась и отшипелась.
— Нет. Ничего. Что такое IRS? Что происходит?
— Служба налоговой инспекции. Они хотят, чтобы ты уплатил им миллион долларов до понедельника или они аннулируют все чем ты владеешь!
Это был удар такой силы, что это не могло быть правдой.
— Аннулируют все? — сказал я, — До понедельника? Почему понедельник?
— Они послали официальное уведомление три месяца тому. Твой менеджер тебе не сказал. Он говорит, что ты не любишь плохих новостей:
Она сказала так печально, что я понял — она не разыгрывает. Как я должен был поступить с деловым менеджером, финансовым менеджером: зачем я нанял этих профессионалов? На самом деле я не нуждался в том, чтобы нанимать экспертов для такой простой вещи как уплата подоходного налога в IRS. Я бы мог это делать сам.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — сказала она.
— Я не знаю.
Какое странное должно быть ощущение, когда увидишь самолеты и дом опечатанными.
— Я сделаю все, как ты хочешь, — сказала она. — Я в состоянии. Я думаю мне нужно увидеться с адвокатом.
— Хорошая идея. Позвони моему адвокату в Лос-Анжелесе. Посмотри, может у него в конторе есть кто-нибудь, кто разбирается в тарифах. И не волнуйся. Это должно быть ошибка. Ты можешь себе представить, миллион долларов по тарифу? Все что происходит, — это то, что я должен потерять миллион долларов и это будет не по тарифу. Провод треснет. Я поговорю с IRS, когда вернусь и увижу, что нужно предпринять, и мы покончим со всем этим делом.
— О'кей, — сказала она, озабочено. — Я позвоню твоему адвокату прямо сейчас. Поспеши домой, пожалуйста, как можно быстрей! — Голос у нее был напряженный и испуганный.
— Я должен остаться дня на два, не больше. Не волнуйся. Мы все это урегулируем и я тебя скоро увижу!
— И ты не волнуйся, — сказала она. — Уверена, что смогу что-нибудь сделать…
Как странно, подумал я, залезая под одеяло в Мадриде. Она говорит об этом так серьезно! Неужели это так для нее важно, что она беспокоится!
Я подумал о менеджерах, которых нанял. Если все это было правдой, каждый из них должен быть уволен. Держу пари, что у этой женщины больше деловой смекалки в застежке для волос, чем у всех остальных вместе взятых.
Что ты знаешь — я не должен был покупать на веру не заслуживающее доверия. Или на большие оклады, или звания, или на положение, или на внушительный счет.
И когда усталые руки опустились, я внезапно осознал: не они, но мы испаряемся.
Ау, Richard, que tonto! Estoy un burro, estoy un burro estupido!
Интересно, подумал я. Меньше двух недель в Испании и уже думаю на испанском языке.
В картотеке на ее столе мое внимание привлекла надпись «Ричард». Я, решив, что это предназначено мне, принялся читать.
Лучащаяся синь спокойного рассвета
Росла с приходом дня, подобно счастью,
Все ярче, ярче голубые краски,
От самых нежных: до небесно-синих.
Полеты радости, порывы восхищенья
Быть выше высоты стремились.
Пока заката ласковые крылья
Не обняли нас розовой палитрой,
И мы соединились в ярко-красном
Прощании двоих влюбленных.
Душа Земли, Душа Небес,
Пронизанные красотой волшебной.
Настала ночь,
Малышка из ее владений, Луна,
Смеялась в стороне от темноты.
В ответ я подарила ей свой смех
И вот о чем подумала тогда я:
Что путешествуя над миром,
Наполненное вот таким же
Искристо-золотистым смехом небо
Заботится о том, чтоб Вы,
Сияющие Голубые Глазки,
Могли бы видеть и могли бы слышать,
Что как-то незаметно мы втроем
Соединились в радости волшебной,
Образовался мир из нас троих,
Хотя мы порознь, но едины мы,
Ведь расстоянья не имеют смысла.
И я уснула
В мире,
Улыбки полном!
Я прочитал все это один раз, и снова, затем еще раз, медленно.
— Маленькая вуки, — окликнул я ее. — Кто написал стихотворение про малышку-Луну, смеющуюся в стороне от темноты? В картотеке на твоем столе. Это ты написала?
Лесли отозвалась из гостиной, где вокруг нее раскинулись горы различных инвестиционных бланков, прерии записей о расходах и доходах, реки погашенных чеков. Первопроходец в чужой стране, окруженный вагонами бумаги.
Лесли словно предчувствовала, что Департамент Налогообложения предъявит претензии. И теперь она работала с невероятной скоростью над подготовкой фактического материала, поскольку до четверга, на который были назначены переговоры, оставалось две недели.
— Прости, я не расслышала, — откликнулась она. — Да, это я написала. НЕ ЧИТАЙ ЭТОГО, ПОЖАЛУЙСТА!
— Слишком поздно, — ответил я достаточно тихо для того, чтобы она не услышала.
Порой нам интересно, сможем ли мы когда-либо узнать своих самых близких друзей, то, о чем они думают, что в их сердце.
А потом нам вдруг попадается на глаза секретный листок бумаги, где они передали чистоту своего сердца, подобную весне в горах. Я снова перечитал стихотворение Лесли. Оно было датировано днем, когда я уехал в Испанию, и теперь, на следующий день после моего возвращения, я, общаясь всего лишь с листом бумаги, узнал, что чувствовала она тогда. Оказывается, она поэт! И при том глубокий, благородный, смелый. Написанное могло задеть меня только в случае его глубины. То же касается полетов, фильмов, бесед, — незначительных на первый взгляд, но трогающих душу.
Кроме нее, я ни с кем бы не отважился вести себя естественно, быть таким же ребячливым, таким же глупым, таким же знающим, таким же сексуальным, таким же внимательным и нежным, каким я был на самом деле. Если бы слово «любовь» не было искажено лицемерием и собственничеством, если бы это слово означало то, что подразумевал под ним я, то я готов был признать, что люблю ее.