— Витя, ты? — донеслось из-за дверей.
— Я! — коротко ответил он.
Дверь распахнулась. Не давая опомниться хозяину, он влетел внутрь и что есть силы ударил того под дых, а когда тот согнулся — врезал ладонями по ушам. Запер двери, схватил хозяина за шиворот, заволок в комнату и уронил на пол.
Пару минут он сидел в кресле и любовался зрелищем — жалкий, хлипкий юноша лет двадцати натужно ворочался, стонал и всхлипывал.
— Ну что, сволочь? — негромко обратился он к жертве. — Поговорим напоследок?
— Кто вы? — всхлипнул тот. — Что вам надо? Денег?
— Денег? — он рассмеялся. Все шло по сценарию. Жертва произносила намеченные заранее реплики. — Нет, дурак. Ты хоть знаешь, что ты сделаешь через, — он посмотрел на часы, — двадцать три года, семь месяцев и шестнадцать дней?
Юноша молчал, глядел взглядом затравленного хомячка.
— Ты, размазня, изобретешь машину времени! Думаешь, я псих? Думай на здоровье. Говори последнее слово! — Он вытащил из кармана свое изобретение — миниатюрный узконаправленный парализатор.
Глаза юноши побелели от ужаса.
— Это… какая-то ошибка. Я ничего не собираюсь изобретать… такого. Моя тема — диффузионная… диффузионная устойчивость динамических сред…
Он усмехнулся. Все по сценарию — разумеется, жалкий лепет. Итак, миг истины!
Юноша умолк на полуслове — схватился за грудную клетку. Лицо его посинело, он икнул, еще икнул, медленно, словно укладываясь на доски с гвоздями, растянулся на полу и замер.
Он удобно откинулся в кресле. Вот и все. Спрятал парализатор и вынул другое свое изобретение — маленький дистанционный пульт. Последняя проверка: сейчас он нажмет кнопку, но зеленое, напоминающее колыхающийся огонек свечение блуждающего портала не возникнет в этой комнате. Гении рождаются раз в сто лет. Этот слизняк, правда, не похож на великого ученого. И тем не менее. Понадобился без малого век, чтобы его теория единого информационного поля, допускающая возможность хроноинверсий, нашла практическое применение. Теперь же все кончено.
Он злорадно усмехнулся. Он все еще не нажал на кнопку, он, как истинный гурман, смаковал момент подачи блюда и не спешил его пробовать. Они думали, что зона нестабильности — слишком хорошая защита для этой твари. Ну что ж. Что ж.
Он нажал на кнопку, и в углу комнаты заклубилось зеленоватое марево временного портала. Несколько мгновений он созерцал, затем поднялся и шагнул в свое настоящее.
Пройдя сквозь голубоватую завесу, отделяющую вход в станцию от окружающего мира, он огляделся: куда занесло? Похоже, что в Латинскую Америку. Что ж, за точность перемещения во времени иногда стоит заплатить пространственным сдвигом. Лишь бы не в безвоздушное пространство…
В вышине над крышами полыхали трехмерные буквы:
«ВЫ ХОТИТЕ ЗНАТЬ, ЧТО ЧУВСТВОВАЛ НА КОСТРЕ ДЖОРДАНО БРУНО? ИСПЫТАЛА ЛИ КЛЕОПАТРА ОРГАЗМ В ПЕРВУЮ НОЧЬ С МАРКОМ АНТОНИЕМ? ХОТИТЕ СТАТЬ НА ВРЕМЯ ЖЕНЩИНОЙ, ЕСЛИ ВЫ — МУЖЧИНА, И МУЖЧИНОЙ — ЕСЛИ ЖЕНЩИНА? ТОГДА ВАМ — К НАМ!..»
Он заскрежетал зубами. Дело оборачивалось даже хуже, чем он предполагал.
Ксан Обри и Влад Реюн ужинали в кафе. Болтали о пустяках — погоде, футболе, женщинах… О чем еще могут болтать два старых друга за бутылочкой доброго шабли? Наконец, когда были съедены последние блюда, распита уже вторая бутылка шабли и пришел черед кофе, Реюн перешел к тому, собственно, ради чего он и назначил эту встречу:
— Значит, дружище, выходит, все у тебя в порядке?
— Все в порядке может быть только у покойника, — философски ответил Ксан.
— А у меня вот проблемы. Из-за тебя. Бровки-то не вскидывай. Кто завалил Крашенинникова? Положим, он и так без малого двести лет, как в земле гнил, но все-таки?
— Выследили-таки, — спокойно заметил Обри.
— Угу. Хочешь знать как — спроси у меня. Мы быстро поняли, что хрономаньяк прекрасно разбирается в теории и практике временных переходов. Настолько прекрасно, что его методы проникновения никто не может вычислить. Значит, связан с Универсэ. Или был связан — что вероятнее. Обиженные иногда бывают довольно агрессивны…
— Я ушел по идейным соображениям.
— Ты ушел, потому что должность начальника отдела дали не тебе. Не так? Ну, неважно. А потом произошло изменение.
— Послушай, Влад, — перебил его Ксан. — Откуда ты знаешь, что произошло изменение? Ты ведь не должен помнить.
— А я и не помню, — невозмутимо сообщил Реюн, отхлебывая кофе. — Ты даже не знаешь, что в Универсэ есть целый отдел наблюдателей. Сидят в хронокапсулах и отслеживают изменения актуального настоящего. Теперь тот мир — виртуальное настоящее. Вот так-то, борец за справедливость. Наверное, хочешь знать, что произошло? Не Крашенинников был создателем Теории. А его приятель, некто Рыбкин, тоже физик. Работал тайно, ни с кем не делился. С приятелем вот поделился, когда работа была почти закончена. Заметь, почти. А приятель, не будь дурак, его возьми и грохни. И присвоил открытьице себе. Теперь понял, каких ты дров наломал? Ты убрал Крашенинникова, и ничто не помешало Рыбкину никуда не спеша довести до ума свою теорию. В итоге мы получили более совершенные хронотехнологии. И теперь в «Хроносе» гигантские очереди… Ты не кипятись, Ксан, пойми меня. Я твой друг. Не мне тебя осуждать, тем более меня самого тошнит от всего этого балагана, в который превратили прошлое… Хм, — Влад довольно улыбнулся. — Шеф чуть не убил меня, и убил бы, если бы изменение не было столь благоприятным для «Хроноса». Но второй попытки тебе никто не даст. Так что обещай мне, что ты бросишь хронотерроризм, — и все останется между нами. Нам не изменить этот мир, дружище, лучше принять как есть. Обещаешь?
— Обещаю.
— Вот и славно. — Влад вынул бумажник. — Спокойно, за ужин плачу я. И вот еще, не пытайся меня убрать. В этом случае информация в Управлении будет незамедлительно. Ну, я пошел.
— Постой! Как вы все-таки меня вычислили?
— А, это? Недавно ты обратился к нашему Рарику с просьбой подобрать тебе коллекцию русских денег 2037 года выпуска. Ты гений, Ксан! Никто не мог допереть до такого простого хода. Чао!
Ксан еще долго сидел в кафе. Что ж, он наломал дров, он и исправит. Рыбкин — значит Рыбкин.
Теперь ошибки не будет. Он поморщился, вспомнив столбцы фамилий в очередях на ментальные хронопутешествия. Побывать в сознании Наполеона во время ночи с Жозефиной — семьдесят пять тысяч претендентов. Жанны д'Арк на костре — сорок тысяч с гаком. И так далее. Всех интересует чужой секс и чужая смерть. Эйнштейн в работе над теорией относительности — три претендента. Миклухо-Маклай среди папуасов — девять, делаем скидку на экзотику. А вот Кук, съедаемый аборигенами, — десять тысяч семьсот пятнадцать. «Хронос» гребет деньги лопатой, Влад не поверил его обещанию, не такой уж он и дурак. И от Рарика теперь базисных предметов не дождешься. Ничего, мы хоть парни и простые, зато с богатым творческим воображением…