— Итак, — начал вновь старец, когда все расселись в удобных креслах перед экраном. — Я намеренно дал вам глотнуть воздуха, которым дышат те, кто трудятся по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. Здесь, в этих креслах, вы, надеюсь, почувствовали разницу.
Творец посмотрел на красные, слезящиеся глаза Долга и сказал, улыбаясь:
— Надеюсь, что теперь и уже навсегда после нашего визита сюда нас никогда не оставит чувство Долга! А теперь по существу: то, что находится перед вами, — точная копия Боринажа и Малого Вама во Франции прошлого столетия по земному летосчислению. Это начало нашего пути. За этот день мы пройдём все этапы и завершим их на вершине достижений человечества. Как вы думаете, для чего я пригласил вас проделать этот вояж по моим лабораториям?
Ум знал, что он должен отвечать первым, и уже привык к каверзным вопросам своего шефа.
— Великий! Мы имеем дело с эволюцией труда на планете, которая в корне меняет взаимоотношения в обществах. Человечество стремительно движется вперёд, но всё время испытывает тягу вернуться к первобытному образу жизни: тогда труд был по-настоящему творческим, таким, который приносил человеку радость. Специалист по обточке кремния для наконечников стрел ценился в племени, ему доставались лучшие куски мяса. С тех пор как труд стал массовым явлением, средством для накоплений, он утерял свою первозданную чистоту. человек, сам того не сознавая, стал рабом. Скорее всего, Вы хотите отследить и по возможности сократить этот рабский, подневольный период, возвращающий человека в полуживотное состояние.
— Очень близко. Весьма близко. Но, к сожалению, сократить данный период не представляется возможным. Этот десяток тысячелетий мыслящие существа должны пройти самостоятельно. Такова генетическая архитектоника разума. И к тому же этот отрезок времени по отношению ко всему периоду становления человека — ничтожно мал. Мы с вами должны подумать об отношениях в обществах, которые невольно становятся продуктом взаимодействия труда и собственности. Этот оптимум наиболее важен в настоящее время, и человек будет занят его поиском. Сейчас я вам включу фильм, где вы увидите рабочих в поезде, возвращающихся из промышленной зоны в пригород столицы одной из европейских стран в тридцатые годы.
Экран включился, присутствующие увидели пассажиров вагона, тесно сидящих, стоявших в проходе и в тамбуре. Поражали серые, измождённые лица, безучастные ко всему. Многие из них спали, склонив головы, но никто не читал книжки или газеты.
— Вот вам пример того, как труд, который «создал человека», стал его убийцей. Это об этих людях сказал Экзюпери: «И в каждом из них, возможно, убит Моцарт!» У человечества нет иного пути, как с каждым столетием наращивать возможность становиться «Моцартами» всё большее количество людей, и не обязательно все они станут писать музыку, миллионы творцов станут воплощать свой гений во всех областях. В этом мы можем и должны помочь человечеству, и эта задача станет неотъемлемой частью нашей каждодневной работы!
Этот сентябрьский день выдался на редкость тёплым. Это был один из благостных, тихих дней, когда солнца ровно столько, сколько необходимо, а в утреннем воздухе появился этот ни с чем несравнимый запах прелой листвы — первой предвестницы осени. В такой день Паша с чемоданом и маленьким Борей приехала из Алешков на станцию Народная. Привёз их на своём Зайчике старый знакомый Паши Зайцев. Пожелав «докторице» счастливого пути, Зайцев приложился к бутылочке и двинулся в обратный путь, а Паша села на лавку, смотрела, как Боря пытается шагать за голубями по начинающей опадать листве, и думала о том, что её ждёт в Воронеже…
Её не пугали трудности, но на душе было тревожно. Почему Ваня не приехал за ними? Она пыталась успокоить себя: конечно, он комсорг института и сильно занят, кто же его отпустит?
С сыном на одной руке и с чемоданом в другой, молодая женщина сходила с поезда на перрон в Воронеже. Она поставила чемодан и беспомощно оглядывалась: сводная сестра Аня должна была её встретить.
— Па-шу-ня! — знакомый голос приближался, и вскоре в толпе встречающих показался Анин чёрный берет.
Первым делом Аня ухватила Борю и принялась тормошить, целовать сонного мальчика. С ней пришла её подруга, худенькая, в вязаной кофточке, она скромно стояла в сторонке, разглядывая Пашу.
— Ну, всё! Сейчас на автобус, три остановки — и мы дома!
— Аня! Я тебя очень прошу! Забери Борю, а я поеду в СХИ, к Ване. Приедем с ним вместе, накрывай стол. Продукты — в чемодане.
— А ты уверена, что он в институте?
— Да где ж ему быть сейчас? Вот будет ему сюрприз!
— А может, лучше позвонить, чтобы он приехал?
— Нет, Анечка, хочу увидеть, где он учится, потом у меня времени не будет, а институт от вокзала недалеко, я узнавала, отсюда трамвай идёт.
Паша предвкушала встречу, ей не терпелось увидеть Ивана. В это лето он не приехал в Алешки, да и письма стали приходить всё реже, в них было много шуток по поводу её планов учиться в Воронеже, он уговаривал её пожить с родителями, не советовал поступать в институт: мол, одного диплома им хватит на двоих. Ваня теперь был комсоргом института и летом учился на каких-то партийных курсах. Аня по Пашиной просьбе нашла для них комнату на улице Карла Маркса, и теперь они наконец-то заживут вместе, одной семьёй. Что ж делать, надо было платить за квартиру, и, поступив в Медицинский институт на дневное отделение, она попросила перевести её на вечернее. С работой ей тоже помогла Аня, теперь они сёстры ещё и медицинские, будут работать в одной больнице.
Паша села в трамвае у окошка, и «двойка», издавая металлический скрежет, повезла её на самую окраину города. СХИ — конечная остановка среди лесопосадок, как рассказывал ей Ваня. Она была в Воронеже всего два раза, когда училась в Усмани, и ей по душе была городская жизнь: множество народа, тенистые парки и скверы. Теперь она будет водить Борю в круглосуточные ясли, а в выходные они втроём будут гулять в парке. Даже если Ваню после учёбы пошлют куда- нибудь работать, она сможет закончить институт заочно. Интересно, получил ли он её последнее письмо, где она писала ему о своём поступлении?
Рельсы пошли на спуск, вагон, раскачиваясь из стороны в сторону, разогнался и набрал скорость. Слева остался стадион «Динамо», дома закончились, начались лесопосадки. Красивое место! Паша любила лес. Из-за деревьев показалось здание с белыми колоннами у входа. Трамвай сделал петлю и развернулся в обратном направлении.
Паша пошла по аллее к институту, но возле лавочек остановилась. К кому обратиться, у кого спросить? Скорее всего, у вахтёра есть список студентов третьего курса, а по фамилии можно отыскать и группу. Она присела на лавочку, чтобы перевести дух.
Из высоких дверей института выходили студенты, спускались по ступенькам, оживлённо переговариваясь. Среди них она узнала знакомую шевелюру. Неужели ей повезло? Это же Ваня! Паша порывисто привстала со скамейки, но что- то заставило её замереть: в то время как шумная ватага двинулась к остановке трамвая, Ваня остановился, разговаривая со стройной блондинкой. Вот они пошли вместе с ней в боковую пустынную алею, и теперь Паша уже видела только их спины. Ваня обнял блондинку, поцеловал, и они продолжали стоять среди лип, обнявшись.