– Господа! – растерянно произносит лейтенант. – Да ведь это же… Спирт!
Вот не думала, что в самый долгий день доведется хохотать! Даже Бажанов не выдерживает, машет рукой.
– Чья идея? Признавайтесь, под суд не отдам!
Никто не признается. Тем временем на экране тоже царит веселье. Стальные чудища стоят, танкисты в черных комбинезонах выстраиваются в гигантские очереди, какой-то офицер мечется вдоль бензовозов, отчаянно размахивая руками.
– А закуска где? – вновь роняет кто-то.
Ответить не успеваем. Там, на экране, все меняется.
…Очереди бьют со всех сторон – с боков, сзади, из-за замерших грузовиков. Над одним из бензовозов медленно поднимается желтый горячий гриб. Поднимается, растекается огнем. Вспыхивают черные комбинезоны…
Танки тоже горят. Первый уже готов, длинная пушка тычется в пылающий асфальт, со второго взрывом сорвало башню…
Смех застревает в горле.
– РПГ-14, – среди мертвой тишины голос лейтенанта звучит, как гром. – Кумулятивными. А неплохо!
На шоссе – ад. Головные и замыкающие машины горят, остальные пытаются выбраться – и тоже вспыхивают. Кто-то выскакивает из люка, отчаянно размахивая белой тряпкой.
А вот и победители! Незнакомые парни в очень знакомых кожаных куртках. Куртках, вязаных шапочках, тяжелых ботинках на двойной подошве. Камера приближается, и я еле удерживаюсь, чтобы не присвистнуть. Ежик!
Братва!
Ежик смотрит куда-то в небо, словно догадываясь о всевидящем оке спутника, и поднимает вверх растопыренные пальцы.
Вот, значит, как! Им тоже здесь жить…
Пленных не берут. Уцелевших парней в черных комбинезонах теснят к горящим машинам, короткие стволы бьют в упор…
– Скажите им! Господин Бажанов, скажите им!
Черный Ворон Молитвин вскакивает, машет худыми руками. Только сейчас я замечаю, что френч ему маловат.
Генерал молча качает головой, затем поворачивается к лейтенанту:
– Северный сектор…
Изображение меняется. Опять дорога, но поуже, вокруг – лес. Танки медленно ползут на подъем, впереди катит мотоцикл, из коляски высовывается рыло пулемета.
– Белгородское шоссе. Пятьдесят две машины. Сейчас подойдут к перекрестку, где поворот на поселок Жуковского…
Комментарий лейтенанта излишен. Я узнаю эти места. Померки, где-то совсем рядом – Интернат № 4, в котором учат будущих футболистов.
– Что у нас здесь? – негромко роняет Бажанов.
– Ничего, – вздыхает лейтенант. – После гибели господина Старинова группа отошла к кругу седьмого трамвая.
Те, на экране, словно чуют это. Люки открыты, конопатый облом сидит, свесив ноги с башни. Первая машина преодолевает подъем. Вот и знакомый перекресток. Пустой троллейбус прилепился к обочине.
Танк на миг останавливается. Мотоцикл делает круг, возвращается, офицер в коляске машет танкистам, тыча рукой вперед.
– А это что за знаки? – Бажанов неторопливо подходит к экрану.
Знаки? И тут я замечаю: прямо посреди мостовой стоит железная тренога-раскоряка с жестяным кругом, на котором грубо намалеван знак-кирпич, сиречь «Въезд воспрещен». Такой же, только прикрепленный к столбу, кирпич красуется у поворота на поселок Жуковского.
Никак ГАИ наше родимое проснулось?
Лейтенант хочет что-то ответить, но не успевает.
Мотоцикл тормозит.
Резко, посреди пустой дороги, прямо перед кирпичом.
Солдаты и офицер выскакивают…
Изображение растет, занимает весь экран. С мотоциклом творится странное. Точнее, с передним колесом. Там что, яма?
Рядом хмыкает Игорь. Похоже, это он тоже видел в каком-то старом фильме.
Колеса уже нет. Оно внизу, в глубине асфальта. И весь мотоцикл уходит в трясину, торчит лишь рогатый руль…
– Танк! Покажите танк! – кричит кто-то.
Оператор мешкает, и мы успеваем заметить только башню. Стальное чудовище прочно сидит под асфальтом, очумелые танкисты скатываются по броне…
– Святый Боже! – мой сосед, пожилой интеллигент при галстуке, поспешно крестится. Самое время!
Колонна пятится, танки сталкиваются, съезжают в кювет. Поздно! Асфальт превращается в болото, в бездонную топь. У кого-то не выдерживают нервы: танковая пушка лупит в белый свет – раз, другой, пока асфальтовая трясина не смыкается над люком.
Ну и ну! А с другой стороны, нечего правила дорожные нарушать! Сказано же – въезд воспрещен!
Как говорится: мы же вас предупреждали!
По-хорошему.
Жаль, все въезды знаками не перекроешь: заговорной силы не хватит.
– Господин Молитвин! Вчера… Вы имели в виду именно это?
Впервые в голосе генерала слышится неуверенность. Черный Ворон, напротив, пыжится, топорщит перья:
– Именно это, господин Бажанов! Если бы вы прислушались ко мне, то можно было бы обойтись без варварства с этими… РПГ-14! Вы бы еще пушку на прямую наводку выкатили!
– Ну, если понадобится!.. – бодро заявляет лейтенант, но закончить не успевает. Взгляд шамана примораживает его на месте.
Лейтенант сражен, Бажанов, кажется, тоже, а мне приходит в голову странная мысль. Черный Ворон неправ. Город отбивается, как может. Братва-железнодорожники – такие же его дети, как домовые или исчезники. Когда нет пистолета, рука хватает кирпич…
Минуты тянутся – тяжелые, гулкие. В нашем маленьком зале – тишина. Рука Мага сжимает мой локоть.
– На Салтовском шоссе, – после паузы произносит лейтенант. – У рынка. Танки и мотопехота…
– Северо-Восточный сектор…
Бажанов не выдерживает и достает огромный тяжелый портсигар. Щелкает зажигалка. Остальные – кроме Мага и Черного Ворона – следуют его примеру. Сизый дым тянется к потолку, вентилятор рычит, но вскоре признает свое поражение. Дышать трудно, и я впервые понимаю, что мы очень глубоко под землей. Это даже не могила, не склеп. Маленькая, обшитая бетоном преисподняя, давняя память о Великом Страхе, когда наши предки готовились отсидеться в подземных норах от взбесившегося Термояда. Тогда обошлось. Кто же знал, что случится после?
* * *
На экране – пустое грязное шоссе. Возле обочины – перевернутый автобус; рядом – двое кентов с повязками патрульных. Смелые ребята! Око спутника скользит дальше, на север, шоссе утыкается в маленькую площадь…
…Танки. Но на этот раз они не движутся, стоят, охватывая полукругом пустое пространство, заваленное почерневшим тающим снегом. За строем танков – солдаты, крепкие парни в черных подшлемниках и куцых бушлатах. Чуть дальше за танками – дюжина угрюмых грузовиков. Объектив спускается ниже…