– Знаю. Ты мудрая йога. Только как звать тебя я теперь не знаю. Ромар говорит – Нешанка, ты твердишь другое.
Правильно сказала, милушка. Йога я, последняя в роду. Потому и имени у меня нет. Так и зови Йогой, не ошибешься. Ну что стоите истуканами? Раз уж пришли – заходите в дом.
Внутри изба Йоги оказалась еще удивительней, чем снаружи. Кажется, в простоте там не было ни единого предмета, все заговоренное, нашептанное, чудесное. Все, что за многие годы накопило женское ведовство, сошлось в лесной избушке.
Старуха кивком указала на угол, где на полу громоздилась расхристанная постель. Путники уселись, ожидая, пока хозяйка управится с делами и начнет разговор. Постель у Йоги была мягкая, Таши прежде таких видывать не доводилось. Шкуры пушного зверя лежали здесь в двунадесять слоев. И какие были звери! Медведь, седой волк, росомаха, лютый зверь леопард. В головах ворохом брошены зимние шкурки лисы-огневки и ее чернобурой сестрицы. Немыслимые богатства свалены в углу, чтобы хозяйке было теплее спать. Прежде Таши и видеть не приходилось такого количества мехов разом. Хотя, если вдуматься, то ничего удивительного нет. Старуха – последняя из мудрых йог, все богатства, накопленные предшественницами, достались ей. В сказках и сейчас поется, что коли пришел ворожить, так кланяйся мехами. Куницу – на девицу, бобра – для добра, волк – чтоб в речах был толк, а белку – на всякую безделку. Интересно, за какую ворожбу кланялись росомахой? В ближних краях она не водится, страшно и подумать, в какую даль надо переться, чтобы заполучить такого зверя!
Таши распушил пальцами мех и с удивлением обнаружил, что шкура совсем свежая. Хорошие меха хранятся десятками лет, но знающий человек на ощупь определит, как давно зверь отдал свою шкуру добытчику. Этой коже не было и двух лет. А Ромар говорил, что последний раз дети зубра видели обиженных ими йог чуть не двадцать лет назад. Кто же тогда преподнес старухе редкостную шкуру?
Старуха тем временем в полминуты развела огонь, споро, по-мужски, выбив искру из кремня, придвинула к огню ладно вылепленный горшок, хранящий на обожженном боку отпечатки ладоней мастера. Таши внимательно следил, как хозяйничает Йога. Все как у обычных женщин, вот только живет бабка не по-сиротски, пространно живет. В горшок отправилась целая оленья лопатка и не копченая, а свежатина, это Таши с полувзгляда определил, да и запах от супа говорил сам за себя. Густой суп, с кореньями и травами.
Никак и мучицей похлебка сдобрена?.. Таши потянул носом, принюхиваясь.
Нет, это не мука, что-то лесное, может лещина тертая… Но все равно, густая похлебка, такой только в праздник лакомиться.
Покуда варево томилось на очаге, Йога выставила перед хозяевами деревянные кругляши – дискосы, разложила по ним всякие заедки: копченые гусиные грудки, квашенную рыбу, черемшу, закисшую в своем же соку; рядом встала дежка с пареной брусникой и горшочек бортного меда. По мере того, как перед сидящими появлялись новые и новые яства, Таши приходил все в большее изумление, а когда перед ним была поставлена корчага полная пенистого, недавно сваренного пива, так и вовсе вытаращил глаза. Пиво, правда, оказалось не ячменное, а из мучнистого солодкового корня, но все же это было настоящее пиво, какого и дома не всякий день попробуешь.
Откуда у дряхлой старухи такое изобилие? Неужто добыла своими руками и ворожбой? Тогда предки поступили неумно, оставив род без этаких помощников. А Таши-то, увидав бабульку, еще подумал, что придется делиться с ней небогатым дорожным запасом.
Покуда гости насыщались, Йога вежливо молчала, лишь иногда спрашивала, все ли в достатке, не принести ли чего еще… Потом, когда гости отвалились от еды, и Уника вытерла Ромару жирные губы, началась неспешная беседа о погоде, о том, какая ожидается зима и успешно ли прошло путешествие. Таши изнылся, слушая кружные речи и проклиная обычай, не позволяющий сразу перейти к делу. Что значит: «Удобно ли добрались?» Сама же в глухомани схоронилась, закрылась хитрыми заклинаниями, все сделала, чтобы неудобно было добираться. А мы, вот, добрались.
Потом последовали расспросы о здоровье, о судьбе общих знакомых, и тут плавное течение беседы было нарушено.
– Да никого, почитай, и не осталось из тех, кто тебя может помнить, – сказал Ромар. – Крага была, так померла недавно. Трех недель не прошло.
Она в роду старшей из матерей была, так на ее место покуда никого не выбрали.
– Крага? – переспросила старуха. – Как же, помню. Она ведь меня постарше года на три, что ли. Гонористая девка была. Мнила о себе много, к старухам льнула. Очень ей хотелось йогой стать. А в самой – силы чуток, с воробьиный нос. То-то, думаю, злилась она, когда ведуньи прочь отошли. Ее, красавицу да умелицу бросили, а меня – девчоночку несмышленую, с собой взяли.
Таши выпятил губу, пытаясь представить Крагу красавицей. Никак подобное в голову не входило. Да и нынешняя хозяйка тоже – ведьма-ведьмой; не бывают такие девчонками. Однако, Ромар слушал, кивая головой.
– А из парней кто жив? – спросила Йога. – Роско, помню, красивый был парень.
– Роско уж сколько лет, как умер, – склонив голову ответил Ромар. – Набег тогда был. Знаешь, западные племена, у них воины еще косы заплетают… Отбились мы от них, а Роско не уцелел.
Йога вздохнула. Таши с Уникой тоже поникли головами, поминая неведомого им Роско. Хороший человек был, честно умер, защищая родное селение.
– Из стариков Лат дольше всех продержался, – продолжил рассказ Ромар.
– Старейшиной был в семье зубрихи Асны, – Ромар кивнул было в сторону Таши, хотел сказать, что вот, мол, парень из той семьи, да вовремя язык прикусил. Про Унику-то уже сказано, что она Моткина внучка, и, значит, из Асниной семьи, все остальное и слепой поймет… Йоги – народ строгий, зачем лишнего недруга наживать? И Ромар поспешил вернуться к рассказу о Лате:
– Он в старейшинах пять лет ходил, до сегодняшнего дня не дожил совсем немного, на день раньше Краги погиб.
– Лат? – удивилась старуха. – Что-то запамятовала… Это длинный такой, нескладеха, волосы светлые?.. – Йога вдруг замолчала, а потом, подавшись вперед, переспросила:
– Постой… Что ты сказал? Погиб?.. И Крага тоже?.. Да кто посмел на стариков руку поднять?! Куда родовичи смотрели? Где люди были?!
– Беда у нас, Нешанка, – отбросив все приличия, тихо сказал Ромар.
Йога молча слушала неторопливый рассказ колдуна, лицо ее застыло и казалось одним из тех черепов, что охраняли избушку.
– Вот, значит, как, – сказала она наконец. – Я-то гадаю, что в мире творится, откуда неустройство пошло, а это, оказывается, слепое лихо зашевелилось. Доигрались, мужики… Ну, зачем было предвечного трогать?
– Не греши! – строго возразил Ромар. – Никто из людей зубра предвечного не касался.
– Да?.. – Йога ощетинилась. – Не касался, говоришь? А как бы иначе Сварг твой любезный с мудрыми матерями справился?
– Оставь… – поморщился Ромар, – не повторяй старые враки. Не было этого. К тому же, в ту пору не только ты, но и я еще не родился. Чем о былом свариться, давай лучше думать, как нынешнюю беду размыкать. Женское колдовство в этом деле хитрее моего.