— Что ты говоришь? — переспросил Торин. Но мориец вырвался и, размахивая руками, бросился к стене, принявшись с лихорадочной поспешностью выстукивать её киркой. Остальные недоумённо топтались на месте, пока на них не закричал Двалин:
— Не стойте, берите сеть, давайте ко входу! Они плавят и железо, и камень, но задержать их на какое-то время всё-таки можно!
— Сдурели вы оба, что ли! — рассвирепел Торин. — Зачем ловить?! Где держать? Какой ещё Горн?!
В этот миг стена отозвалась на удар Глоина звонким и гулким эхом. Он наткнулся на пустоту. В следующее мгновение кирки вгрызлись в неподатливый камень. Работали с невероятной быстротой; только тут Фолко понял, насколько сильны и неутомимы руки хозяев Подземного Мира. В пальцах Дори мелькнуло сверло: из заплечных мешков появились острые и тяжёлые клинья — их забивали в трещины чем попало. В безумной работе минул час, когда кирка Торина неожиданно провалилась и сам он с трудом удержался на ногах. Они пробили перемычку, и теперь дело пошло на лад. Еще через час в стене образовалось отверстие, достаточное для того, чтобы протиснуться внутрь. Забывший о страхах хоббит юркнул в черноту сразу вслед за Торином.
Факелы осветили небольшую камеру, доверху заполненную белыми слитками, которые были уложены аккуратными рядами. Сперва они показались хоббиту серебряными, но, приглядевшись, он понял, что это не серебро. Не было у серебра такого густого отлива, не было такого блеска, не было такой чистоты. Позади него раздался общий вздох гномов. Мифрил, мечта гномов Северного Мира, металл, принёсший Мории богатство и славу, лежал сейчас перед ними — и был в их власти. Дори упал на колени перед сложенными точно дрова — поленницей — слитками, прижался к ним лицом. Остальные нежно ласкали продолговатые поковки, точно детей; Фолко стало неловко, и он отвернулся. Его взгляд упал на узкий проход между стопками мифрила; держа в руке факел, он пошёл вперёд. Отчего-то вдруг сильно забилось сердце.
Он упёрся в гладкую стену, ударил в нее камнем. Звук тупой… Но что-то уже научило его не во всём доверять глазам и слуху. Вытащив из ножен свой кинжал, он несильно, наугад ткнул в гладко отполированный гранит, и губы его сами собой прошептали:
— О Элберет! Гильтониэль!
Он не удивился, увидев, как медленно разошёлся в стороны камень, открывая низкий чёрный проход. На клинке медленно угасало голубое сияние…
— Фолко! Фолко, где же ты? — вырос за его спиной Малыш с факелом и осёкся, увидев открывшийся проход. — А это ещё что такое?
Согнувшись в три погибели, он, Фолко и Торин поползли по низкому тоннелю. Он круто загибался вправо, и — чудное дело! — их ладони утопали в толстом слое пыли, невесть как появившейся здесь, и Фолко услышал, как Торин вполголоса пробормотал:
— Сколько же веков тут не ходили?
Коридор внезапно кончился, они оказались в небольшом зале, пол которого покрывал столь же толстый слой пыли. Факелы осветили грубо отделанные стены, простые каменные лавки, низкий потолок без всяких украшений, а посредине — огромную каменную наковальню и нависший над нею тёмной громадой исполинский Горн. Над ним в потолке виднелось узкое отверстие вентиляционной шахты. Торин и Малыш бухнулись на колени.
— Горн Дьюрина… — одними губами прошептал Торин.
А потом началось нечто невообразимое. В кузню протиснулись остальные, зажглись новые факелы, и гномы, сев в круг, вдруг все хором запели тягучую торжественную песнь на своём странном языке. Фолко не понимал ни слова, но в слитных гортанных созвучиях ему наяву слышались удары молота. Дивным огнём горели глаза гномов — это был их звёздный час!
Немало времени, как показалось хоббиту, минуло с того момента, как они вошли в Зал Дьюрина, однако на самом деле прошли лишь минуты. Потом Грани, отправленный назад, в Сто Одиннадцатый Зал, поднял тревогу, и хоббит своими глазами увидел охоту на Огнистых Червей.
Черви, как и предсказывал Глоин, стали выползать из тьмы коридора к подстреленному Фолко сородичу. Командовал Глоин; железная сеть падала на огненные изгибы стремительного тела. Червь отчаянно извивался, стальная сеть раскалялась докрасна, но гномы специальными крючьями, отыскавшимися в Кузне, волокли обитателя подземелий к Горну…
А потом, когда в наглухо закрытом каменном Горне зловеще шипел, извивался, плевался огнём добрый десяток Червей, Фолко с интересом разглядывал оставленные ими следы на камне. Черви умели плавить его и в случае надобности могли прокладывать ходы прямо в скалах, словно их дождевые сородичи где-нибудь на хоббитанском газоне. Торин собрал всех гномов в тесный круг. Началось таинство…
Трудно было хоббиту понять, о чём говорят друзья. С трудом, по обрывкам фраз, он уразумел, что речь идет о том, чтобы воспользоваться находкой и выковать себе небывалое мифриловое оружие, соединив в нём силу Кольца и Памяти Дьюрина. Фолко не очень понял, что это такое. Гномы заговорили о чём-то давно знакомом, словно начали сбываться их самые заветные, самые тайные мечты. То быстро, то медленно падали в тишине Кузни Дьюрина слова древних заклинаний — и ярко лучилось золото Кольца, снятого Хорнбори с пальца и по очереди переходившего от одного произносящего заклинание гнома к другому. А потом в горнило, к Червям, сунули слиток мифрила и несколько железных брусков, найденных за Горном. Не пожалели гномы и каких-то пахучих снадобий из толстых древних бутылей зелёного стекла, что стояли, покрытые пылью, на полках вдоль стен.
Ярко, очень ярко вдруг полыхнуло пламя в Горне, и гномы стали в тесный круг, закрыв спинами происходящее… Дальнейшее слилось для Фолко в долгие часы, когда без устали звенели молоты, яростно брызгался расплавленный металл — ибо в Горне его можно было не только калить, но и плавить. Откуда-то появились сложные формы, огненной струйкой бежал жидкий металл по приготовленному для него руслу, а потом вновь его кидали в горнило, и после не жалели рук молотобойцы. Лишь краткие перерывы делали гномы, чтобы наспех проглотить кусок хлеба и пропустить стакан пива, и вновь возвращались к наковальне…
Но не только ковали они. Наступил час, когда Торин с брезгливым выражением на лице швырнул в жар Горна меч из Могильников, что так долго вёл Умертвие по их следу. Фолко ждал чего-то необычного, но яростный пламень Червей, так накаливший стены Горна, что к ним нельзя было не то что притронуться, но даже стоять рядом, молча поглотил изделие неведомого кузнеца, посвящённое мёртвому миру, и оно превратилось в сверкающую лужицу.
Однако стоило хоббиту зажмуриться, как до его слуха донесся жуткий замогильный вой, исполненный боли и бессильной ярости. Перед мысленным взором хоббита предстала странная картина: тёмные холмы, деревья на склонах — и колеблемое ветром белёсое существо в плаще и шлеме, древнее, отвратительное, смертоносное. И умирающее. Меч, посвящённый Призраку Могильников, исчез, а вместе с ним исчезло и средоточие древнего Мрака. Налетевший ветер изорвал серый плащ в мельчайшие, невидимые клочья, шлем распался ржавой трухой…
В конце концов хоббита сморил сон. Гномы, казалось, совсем забыли о нём; работа поглотила их целиком. Фолко привык к тяжёлым звонким ударам, перестав замечать их…