– Готова, данка? – без выражения бросил Кицум. – Бери лук. Твое племя славилось меткостью.
– Рехнулся, старый козел? – яростно зашипела Эвелин. – Хочешь, чтобы она всадила бы первую стрелу в горло мне, вторую – Нодлику, а третью – тебе, размалеванная образина?
– Вот-вот, правильно, – тотчас же встрял Нодлик. – Эй, ты, данка, марш к лошадям! Смотри, чтобы им в морды не вцепились.
– Это ж верная смерть, Нодлик, – нахмурился старый клоун.
– Тебе что, жалко это отродье? – вскинулась Эвелин.
– Мне-то нет, да вот только что скажет господин Онфим? Девка-то его собственность!.. Это несколько отрезвило.
– Эй, там, на головном, готовы? – заорал сзади Еремей.
– Готовы! – отозвался клоун.
– Тогда давай вожжи и вперед! Господин Онфим говорит, что стая долго гнаться не будет!
– Подавай мне стрелы, Агата, – спокойно сказал Кицум девушке.
Авлары рухнули на караван тонко визжащей тучей. Остро потянуло отвратительной вонью; Эвелин перегнулась через борт повозки, Нодлик и Троша, побледнев, схватились кто за живот, кто за горло; и лишь Кицум остался невозмутим. Вскинул лук, бросил стрелу – под копыта коней покатилась первая тушка.
Авлары сперва атаковали лошадей. Попоны затрещали под натиском десятков небольших, но очень острых черных коготков; кони с истошным ржанием рванули, не нуждаясь в вожжах. Первым пришедший в себя Нодлик вслед за Кицумом стал посылать стрелу за стрелой в летучих бестий. Троше же пришлось в основном заботиться о полубесчувственной Эвелин – женщину мучительно рвало от непереносимой вони, и толку от нее не было никакого.
Два лука против доброй сотни порхающих, точно бабочки, тварей – это маловато. Авлары осмелели. Не решаясь бросаться коням в ноги, они атаковали людей.
Агата наугад отмахнулась попавшимся под руку дрыном – по уродливой черной морде, по раззявленной пасти, полной крошечных острейших зубов… Тварь захлебнулась собственной кровью, трепыхаясь, кожаный мешок полетел вниз, где – надеялась девушка – его переедет колесо. Дану вообще презирали охоту и трепетно относились к жизни любого существа, но сейчас перед Агатой был не честный зверь, которого она сумела бы отвадить, а мерзкое порождение хумансовой магии, рожденное в подземельях Кутула, и девушка не чувствовала никакой жалости.
Вожжи пришлось бросить. Кони мчали сами по себе; их бока и спины превратились в сплошной шевелящийся черный ковер. Кицум, Нодлик, Троша не колеблясь били по нему легкими стрелами – они не пробивали толстых стеганых попон. Агате и пришедшей в себя Эвелин пришлось, размахивая дрынами, отгонять авларов от лучников. Оказалось, что женщина на удивление ловко владеет немудреным оружием – куда лучше, чем положено даже опытной жонглерше.
Однако крылатых вампиров слетелось слишком много.
– Ай! – Троша схватился за окровавленное плечо. Кицум наотмашь хлестнул ладонью по черной твари, словно отвешивая оплеуху – брызнула темная, почти синяя кровь, нетопырь затрепыхался на дне фургона. Задыхаясь от омерзения, Агата наступила сапожком ему на голову.
Хрипя, ругаясь, вскрикивая от укусов, они продолжали отбиваться – однако вот одна из лошадей, не выдержав, вдруг взвилась на дыбы, отменного качества постромки лопнули, и животное бросилось наутек, по пятам преследуемое черной сворой. Бедняга надеялась найти спасение в бегстве.
…Прежде чем вырваться из объятий стаи, фургон потерял еще одного коня. После этого уцелевшие авлары, лениво взмахивая черными крыльями, потянулись прочь от дороги – сегодня пиршество им было обеспечено.
Уцелевшая пара измученных, израненных животных еле-еле протащила фургон еще примерно с лигу и встала.
Господин Онфим был очень недоволен. Мрачный, он пару раз обошел фургон кругом, скривившись, пересчитал сундуки с цирковым добром… Кицум, Нодлик, Эвелин, Троша и, уж конечно, Агата боялись даже вздохнуть.
– Придется бросить, – заявил наконец господин Онфим-первый. – Придется бросить, нерадивые, нерасторопные болваны! Из-за вас я почти разорен!.. Потерять такой фургон!.. Клянусь, следовало бы оставить здесь вас всех подыхать под Ливнем – таких артистов, как вы, я найду на любой ярмарке, а вот где я найду такой замечательный фургон?!
Разумеется, никто не дерзнул напомнить господину Онфиму, что, если бы не его скупость, они имели бы заклятье-пропуск, с коим миновали бы авларов без всяких хлопот. Интересно, на что рассчитывал хозяин? Что повезет, ловчая стая Кутула им не попадется?..
Тяжело дыша, защитники передового фургона стояли перед Онфимом, понурив головы. Все оказались изрядно попятнаны, Нодлик прижимал ладонь к наскоро перевязанному уху – похоже, от него осталось не больше половины. Господина Онфима все знали слишком хорошо. Ему и в самом деле ничего не стоит бросить людей здесь на верную смерть, даже более чем верную – от Ливня лес не укрытие, по крайней мере для них.
Вышагивая вокруг фургона, господин Онфим пару раз покосился-таки на восток – стена туч поднималась все выше. Закатный пламень бессильно, точно прибой о скалу, бился о воздвигшуюся преграду, за которой уже вовсю хозяйничала Смерть. Суболичья Пустошь и Остраг уже накрыло. О том, что творится там сейчас, лучше было и не думать.
– Господин Онфим… – рот Эвелин жалко кривился, в глазах стояли слезы. – Господин Онфим.., пожалуйста.., не губите…
– Не губите! Х-ха! – ворчливо отозвался хозяин. – Вас пожалеешь, так сам под Ливень попадешь… Ладно, я сегодня добрый. Выпрягайте коней. Сундуки и все прочее – бросить. Взять только самое нужное, без чего нельзя выступать. Сами виноваты. Стрелять надо было лучше.
Агата услыхала, как старый клоун рядом с ней скрипнул зубами.
– Кажется, ты что-то хотел сказать, почтенный Кицум? – с убийственной вежливостью повернулся к нему хозяин. – Если хотел, так скажи, не таись.
– Нет, нет, ничего, – покорно забормотал Кицум, низко нагибая голову.
– А раз ничего, так и хорошо, – подхватил Онфим и зашагал прочь, к своему фургону. – Поторапливайтесь, лентяи, – я вас ждать не стану.
Проще всех собираться было Агате. Ничего своего, кроме маленького узелка с одеждой. Троше пришлось бросить свои железные шары – «с камнями упражняйся», буркнул господин Онфим. Зато с Нодликом и Эвелин разыгралась настоящая трагедия.
– Мои платья! В чем мне выступать?!
– Оставь одно! – рычал Онфим. – Кидай, кидай в кусты, да живее!..
…Наконец тронулись. В просторном хозяйском фургоне враз стало тесно. Правда, сам господин Онфим не потеснился ни на йоту – это пришлось проделать Еремею и братцам-акробатцам. Тукк и Токк попробовали было ворчать, но Кицум втихаря вдруг очень ловко и быстро сунул кулаком под ребра тощему акробату, и тот разом подавился бранью.
Двух высвободившихся лошадей припрягли, и фургон, даже перегруженный, побежал едва ли не резвее прежнего – прямо к тому месту, где тонуло в земной тверди усталое солнце.