– Вы читали эдикт о войне, потому повторяться не стану, – спокойным, мерным голосом сказал Император. – Вы здесь, и значит, вы исполнили свой долг. Теперь нам надлежит решить, как быстро и без лишних потерь закончить эту войну. Как заповедал мне мой царственный отец, на подобных советах младшие начинают первыми. Говорите, Император станет слушать.
Бароны задвигались и закряхтели. Судя по всему, говорить никто не стремился. Легаты держались спокойно – их дело исполнять.
Фесс, настороженный и собранный до предела, стоял неподалеку от Императора. Возле повелителя застыли с мечами наголо четверо Вольных; это, конечно, неплохая защита, однако… Фесс ощупал плотный мешочек с Искажающим Камнем, висящий на шее.
Однако неписаная традиция – первыми говорят младшие, как годами, так и титулованием – неожиданно оказалась нарушена.
– Повиновение Империи, – наконец заговорил один из баронов – внушительного роста, в драгоценных доспехах, что стоили, наверное, целое состояние. Правда, доспехи эти выделялись отнюдь не ковкой, а роскошью и золотом прихотливых гравировок.
Барон Брагга, владелец огромных латифундий, разбросанных по всей Империи. Один из самых богатых людей государства. Из четверых выживших его детей двое средних были учениками Семицветья. Все в зале это прекрасно знали. Похоже было, что бароны сговорились заранее, ясно давая понять Императору, что никакой внутренней войны им даром не надо.
– Веление Императора – закон для верноподданных, – басил барон. – И, получив эдикт, немедля поспешили мы. И явили тем самым свою преданность короне. Однако, по старым грамотам, по вольностям баронским, благородное сословие может спросить у повелителя: а для чего вообще нужна эта война? Здесь не возьмешь добычи, не сыщешь славы – не то что за морем! Никто из нас не знает, как воевать против магов, – мы всегда сражались в союзе с ними. Да и как мечи могут противостоять чарам? Благородное сословие прибыло в лагерь повелителя, как велел нам наш долг, однако мы говорим сейчас – мечи в ножны. Нет смысла в этой войне. Нас всех перебьют, и участь наша будет поистине ужасна. И тогда на освободившиеся земли вернутся богомерзкие Дану и всякие прочие эльфы.
Фесс украдкой взглянул на Императора – тот слушал совершенно спокойно, лицо его как никогда напоминало сейчас мраморную маску.
– Благородное сословие имеет предложить повелителю послать нас как депутацию к магам. Я немало послужил вашему царственному родителю, мой Император, никто не поставит под сомнение мою верность Империи, и сейчас я готов отправиться к чародеям. И говорить с ними, дабы прекратить сие ослабляющее Империю бедствие.
Барон с достоинством поклонился, в тишине скрипнули его доспехи.
– Очень хорошо, – сказал Император. Сказал так, словно именно этих слов и именно этой речи он ждал. – Прошу благородное сословие высказываться дальше.
Бароны не заставили просить себя дважды. Они выходили один за другим, на разные лады повторяя одно и то же – с магами воевать невозможно, Радуга – надежнейший страж и оплот Империи, как может левая рука объявить войну правой, нельзя забывать о недобитых Дану, надо помнить об эльфах, нельзя спускать глаз с гномов, говорят, на севере умножились орки…
Император не произнес ни единого слова в ответ, ограничиваясь лишь короткими учтивыми кивками.
Но, конечно же, о своих сыновьях и дочках, что ушли в Семицветье, не дерзнул произнести вслух ни один из баронов.
А Император, само собой, напоминать не стал.
– Признателен благородному сословию, – ничего не выражающим голосом произнес он, когда многочисленные бароны и немногочисленные графы наконец выдохлись. – Я все понял. Теперь пусть говорят командиры, носящие легионный меч.
Легат Сулла шагнул вперед, прямой и напряженный, словно на строевом смотру.
– Магиков надо кончать быстро, – пролаял он. Словно и не слышал слов барона. – Хвала Спасителю, у нас достаточно сил – я воздаю должное храбрым баронам, подоспевшим к нам со своими дружинами. В трех днях пути неспешного марша находится главная башня Ордена Кутул. Предлагаю нанести удар и уничтожить засевших там чародеев. Для этого потребуется… Побагровевший Брагга вновь шагнул на середину. Взмахнул рукой – латы отозвались скрипом и лязгом.
– Ты разве не слышал, о чем говорилось тут, легат?!. Какой удар! Надо вступить в переговоры!..
– Даже если условием их станет выдача меня Семицветью, Брагга? – холодно спросил Император. Глаза его изучали барона с отстраненным интересом. Никаких иных эмоций на мраморной маске, заменившей лицо.
– Ар... гхм... мой повелитель… – смешался барон.
– С позволения всемогущего повелителя, – прошелестел мягкий голос. Из задних рядов выступил высокий и тонкий человек, тоже в богато изукрашенных доспехах – только в отличие от Браггиных эти вышли из кузниц гномов.
Из-под черного шлема ниспадали до плеч густые белые волосы, не седые, а именно белые, с легким розоватым оттенком, словно снег под лучами заходящего весеннего солнца. Вместо левого глаза – уродливая черная впадина. Повязки не было.
Граф Тарвус. Не менее богатый, чем Брагга, почти независимый правитель земель у восточной границы.
– Посмотрите на мой левый глаз, благородное сословие, и вы, доблестные легаты. – Граф говорил необычайно мягко и негромко, его голос можно было спутать с низким женским. – Этот глаз мне выжгли в подземельях Радуги. Выжгли медленно, специальным заклятьем, не дававшим мне, помимо всего прочего, потерять сознание от боли. А знаете, за что, досточтимый нобилитет и легатство? Я не отдал им свою дочь. Корнелия обладала способностями. Ее хотели забрать. Однако она предпочла отречься от титула, она взяла в руки меч и стала наемницей. Я не знаю, жива она или ухе отдала жизнь на виселице. А все потому, что не хотела становиться волшебницей. Не хотела проходить через те ритуалы, что требует Радуга, кощунственно прозываясь именем прекраснейшего небесного видения. Когда я отказался выдать им мою девочку, они взяли меня. Корнелию не нашли – она успела бежать. Тогда мне выжгли глаз. В полном соответствии со статьей кодекса. За укрывательство, – Граф изящным жестом указал на пустую глазницу. – Я знаю, почтенные нобили, многие из вас отдали своих детей чародеям. Все мы понимаем – помимо всего прочего, они заложники, гарантия нашей верности. Кто поднимает руку на семь Орденов, поднимает руку на своих же детей. Не спорю, придумано очень ловко. И вот мы уже слышали речь барона Брагги. Что же поведал нам доблестный барон, чью смелость не подвергнут сомнению даже его враги? «Давайте скорее сдадимся, – сказал отважный барон. – Давайте заключим мир любой ценой». Вот что стояло за гладкой, отрепетированной речью. Но подумал ли преславный барон, что цена этого мира – наша честь?..
Граф сделал эффектную паузу. Барон Брагга стоял красный как рак, сопел, кряхтел и тискал эфес длинного полутораручного меча.
– Да, да, уважаемые нобили, да, мой повелитель, – вновь заговорил Тарвус, возвышая голос. – Не стану говорить, что маги потребуют, чтобы мы отказались от присяги нашему Императору. Согласно этой присяге все мы – его верные и вечные защитники, пока смерть не смежит нам очи. Его слово – закон для нас. Кто не хотел – мог не присягать. Мог бежать. Мог уйти за восточный рубеж. Мог стать прислужником Радуги – у любого человека благородного происхождения можно отыскать хотя бы слабый намек на магические способности. Однако кто присягнул – тот должен знать, что пути назад нет. Слово Императора – закон. Коронный Совет утратил власть. Кстати, почему здесь нет ни одной составлявшей его персоны? Где Его преосвященство архиепископ Мельинский? Где иерархи церкви Спасителя? Где столичное дворянство? Я, граф Тарвус, с малой дружиной гостил у моего старинного друга, барона Лейафы, в окрестностях сего благословенного городка. Услыхав призыв повелителя, мы с моим благородным другом не мешкали… Однако где же многочисленное и доблестное мельинское дворянство?..