* * *
– Вряд ли к этому можно привыкнуть.
Говорил наследник почти шепотом, однако голос его слышался четко и внятно: пробуждался Курт быстро.
Вокруг была тишина, сквозь веки пробивался лишь отсвет очага, ничто больше не нарушало неспешно текущего разговора за столом в трех шагах от скамьи, где он спал; итак, наступила ночь. Телохранители, видимо, уже удалились в смежную комнату, и лишь фон Редер, судя по медвежьему дыханию чуть поодаль, остался сидеть здесь, да еще наследник отчего-то бодрствовал и сейчас тихо беседовал с Бруно. Курт осторожно перевел дыхание, оставшись лежать с закрытыми глазами и не шевелясь.
– De facto подле меня находятся люди, которые однажды могут из-за меня погибнуть. Привыкнуть к такому невозможно.
– Не «из-за», – поправил Бруно настоятельно, – а «за».
– Вы видите различие, святой отец? Я – не очень.
– Они сами избрали такую службу, – заметил Бруно, – и это их выбор.
– Нет, – невесело усмехнулся Фридрих. – В том, что касается моих охранителей и Ульбрехта, этот аргумент не годится. У него и его людей не было иного выбора: служба моему отцу или смерть.
– Выбор несложный, позвольте заметить, – тихо вклинился фон Редер. – То, за что другие ломают копья, мне и моим людям просто дали в руки. Прошу прощения, Ваше Высочество, но вынужден заметить, что вы слишком много внимания уделяете окружающим. А должны бы себе.
– Почему? – спросил Фридрих, ни мгновения не подумав, так быстро, что стало ясно – мысль эта в нем варилась давно. – Почему я должен думать о себе? Потому что меня хотят поставить следующим Императором? А кто-нибудь спрашивал, желаю ли я вообще им быть?
– А вы не желаете? – осведомился Бруно осторожно, и тот, судя по резкому короткому шуршанию куртки, передернул плечами:
– Я не знаю. Трудно размышлять об этом, когда все решено за меня.
– Вы полагаете?
– А вы – нет, святой отец? Я, безусловно, еще не вошел в совершеннолетний возраст, но уже не ребенок, каковым меня считают, и все вижу. Ваши вышестоящие, мой отец – они вместе делают все для того, чтобы обеспечить мне восхождение на трон. Конгрегация делает ставку на меня как продолжателя ее идей, как следующего правителя, строящего Империю по ее плану.
– Вы этим недовольны? Тем, что выходит по этому плану?
– Доволен, – отозвался наследник, однако тон его мало соответствовал произнесенным словам. – И если бы я не был основным пунктом в этом плане, был бы доволен еще больше.
– Почему?
– По многим причинам. Наверное, вы ждете – я скажу что-то в духе «мне не нравится, когда меня используют»?.. Не скажу. Все используют друг друга, даже супруги и родители с детьми, лучшие друзья… Все. А король, император… герцог или даже барон из глуши – объективно говоря, они и существуют для того, чтобы их использовали: для содержания в должном порядке, развития и возвеличивания вверенного ему надела, живущих там людей… Император нужен для возвеличивания государства. Но кто сказал, что… – Фридрих замялся на миг и договорил словно через силу: – Кто сказал, что я справлюсь?
– Поправьте, если я ошибаюсь, Ваше Высочество, – усмехнулся Бруно, – однако что-то мне подсказывает, что сына Императора должны были бы готовить к такому будущему с детства.
– Отца тоже готовили с детства, – произнес принц недовольно, – однако сам себя он полагает никудышным правителем… Не смотрите на меня так, святой отец, наверняка вы с вашим положением в Конгрегации об этом прекрасно осведомлены. У отца немало талантов, но политическая хватка явно не из их числа. Почти ни одного важного решения он не принимает без того, чтобы не снестись с советчиками от вашего руководства.
– Это он вам сказал?
– И он тоже. И я знаю, что капеллан в Карлштейне – приставлен ко двору Конгрегацией.
– Откуда?
– Знаю, – просто ответил Фридрих. – В том числе потому, что это знает отец. Хотите правду? Я давно заводил с капелланом разговор об этом лагере, о том, что не прочь оказаться здесь. Я был уверен, что о таком моем желании сразу станет известно руководству Конгрегации… и, видимо, не ошибся. А из того, что было решено все-таки направить меня сюда, я делаю выводы о том, что ваше руководство, святой отец, намерено взяться за Империю всерьез. Здесь оказался не сын правителя ради потакания тщеславию; судя по тому, как меня гоняет майстер Хауэр, я здесь в качестве будущего бойца-на-троне. Иными словами, не позднее чем через десяток лет Конгрегация намерена повести Империю в наступление.
– На кого?
– На кого в тот момент окажется нужным.
– Кому?
– Империи.
– Вы уверены?
– Без сомнений, – все так же ни на мгновение не замявшись, ответил Фридрих. – До сих пор все, что делалось Конгрегацией, делалось на благо Империи. Если в будущем ваше руководство усмотрит необходимость в активных действиях, уверен – это будет необходимо.
– Эти мысли внушил вам капеллан?
– В вашем голосе слышится почти упрек, – заметил Фридрих. – Это странно.
– Что же странного, – возразил Бруно со вздохом. – Вы верно заметили, Ваше Высочество: в вас хотят видеть будущего правителя. И если такие мысли пришли в вашу голову в результате чьей-то направленной работы…
– А вы откровенны, – улыбнулся голос наследника. – Вам хотелось бы, чтобы будущий Император думал так, как нужно вам, но сам и искренне?.. Могу вас утешить, святой отец. Мне вообще все более кажется в последнее время, что капеллан приставлен к отцу исключительно ради того, чтобы блюсти лишь его духовное здравие. Всем известно, что его порой… несколько заносит с отеческими традициями… Нет, к этим моим мыслям капеллан не имеет касательства. Вы удивитесь и, верней всего, не поверите, если я скажу вам, с чьей подачи во мне укрепился такой пиетет перед Конгрегацией.
– А вы попытайтесь, Ваше Высочество. Вы меня заинтриговали.
– В Карлштейне у меня есть два приятеля, – помедлив, ответил Фридрих. – Оба старше меня годами пятью, но мы в дружеском общении уж не первый год; мы вместе на охоте, на рыцарских упражнениях… в увеселениях…
– Ага, – отметил Бруно, и тот с явным смущением в голосе отозвался:
– Не то, что вы подумали, святой отец. Да, я бы не назвал их образцом добродетели, однако оба вполне достойные люди, и, верите ли, в обоих почтения к вере, Церкви, заповедям, законам Божеским и человеческим больше, чем во многих монахах, которых мне довелось знавать, и уж тем паче больше, чем в высокородных господах рыцарях, выставляющих свое показное благочестие. Отец считает обоих повесами… Не знаю; возможно, он и прав в какой-то части. Но они нелицемерны. Не подражают героям легенд в попытках казаться лучше, чем они есть; они и есть лучше – лучше, чем многие.
– Жалеете, что ваших друзей нет сейчас рядом?