– Я не могу пойти к нему сам; вы мне не позволите, да еще устроите мне сцену не хуже ревнивой супруги, как вы это делали все время до сих пор. Я не могу отослать за ним своего помощника; по тем же причинам. Я не могу попросить вас привести его; вы не оставите наследника без присмотра в присутствии нас двоих, а кроме того, встанете в позу и будете внушать мне мысль о том, что личный телохранитель короля не нанимался быть гонцом. Я не желаю тащиться к нему в сопровождении целой свиты; мне так же, как и вам, не хотелось бы терять контроль над происходящим, и посему, если из этой комнаты выйду я, здесь должен будет остаться Бруно. А мне бы хотелось, чтобы мой помощник принимал участие в расследовании, то есть был рядом, видел и слышал показания участников событий; он слишком часто выдает меткие идеи, и я не желаю делать из него няньку-сиделку. Conclusio [90] : лучше Альфред придет сюда сам. И единственный, кому можно доверить миссию гонца, это кто-то из ваших парней, ибо в их невиновности сомнений нет и отсутствие одного из них не скажется на ситуации. Я изложил всё достаточно доходчиво, господин барон?
– Даже слишком, – покривился тот, поднимаясь, и Курт пожал плечами:
– Надеюсь, впредь мне не потребуется читать лекции, дабы объяснить вам очевидные вещи.
– Объясните мне, майстер Гессе, – тихо вклинился Фридрих, не дав фон Редеру ответить, и тот, помявшись, развернулся, скрывшись в смежной комнате. – Что такого сказал отец Бруно? На какую мысль он вас натолкнул? Вы поняли, кто это сделал?
– Нет, – качнул головой Курт, – но понял, как это узнать. Однако не задавайте мне сейчас вопросов, я не отвечу. Я еще не вполне сформулировал даже и для самого себя, что именно и как мне делать далее. Сперва мне надо переговорить с Альфредом; быть может, это очередное мое озарение, а может статься, что и ложный след, по которому я рванул, как верно выразился мой помощник, от отчаяния.
– Вы – от отчаяния? – с сомнением уточнил наследник, глядя на него недоверчиво. – Я вам не верю.
– Отлучите от себя того придурка, что напел вам небылицы о моих достоинствах, – сказал Курт серьезно. – Вралю не место при будущем правителе, а из сказок вы давно выросли.
– Боюсь, придется разогнать половину Карлштейна, – усмехнулся Фридрих невесело. – Даже люди, не терпящие Конгрегацию, не любящие немцев, – и те признают, что вы необыкновенный человек, майстер Гессе. И я им верю. И я верю в то, что вы и сейчас разрешите эту мерзкую ситуацию.
– Надеюсь оправдать ваши ожидания, – отозвался Курт; придвинув к себе оставленную для него миску с холодным ужином, перехватил почти просящий взгляд помощника и, вздохнув, осведомился: – Вы не станете возражать, если я возьмусь за ужин у вас перед носом?
– Вы никогда не молитесь перед принятием пищи, майстер Гессе? – осторожно уточнил наследник, когда, дождавшись его кивка, Курт приступил к поглощению подсохшей снеди.
Он замер на мгновение, глядя на ложку у себя в руке, и, помедлив, возразил:
– Отчего же «никогда».
Фридрих выждал с полминуты, ожидая продолжения, и, не дождавшись такового, лишь молча вздохнул, проследив взглядом за одним из телохранителей, разбуженных фон Редером.
– Скажите мне вот что, господин барон, – продолжил Курт, когда дверь за спиной ушедшего заперли снова. – О том, что ваш подопечный отправляется в тайный лагерь Конгрегации, наверняка знали лишь самые доверенные лица…
– Мне чудится, или вы сказали это с сарказмом, майстер инквизитор? – нахмурился тот; Курт пожал плечами:
– Отчего ж «с сарказмом». С недоверием – так будет верней. Неужто кроме вас самого и Императора, никто не знал, куда, как и когда?
– Это мне не известно, – с прежней неприязнью отозвался фон Редер. – Меня это не касалось. Мне было приказано обеспечить безопасность Его Высочества на пути сюда, и я это сделал.
– При подготовке, перед отправкой – неужто вы не общались ни с кем на эту тему? Не обсуждали маршрут и сопровождающие такое путешествие хлопоты? Не может быть, чтобы к вам не цеплялся кто-то из приближенных с дурацкими требованиями или просьбами.
– Все обсуждалось с Его Величеством лично. Или, крайне редко, с обер-камергером. Он один из самых доверенных.
– Мориц Теодор фон Таубенхайм, – изрек помощник многозначительно.
– Вам он известен? – уточнил фон Редер; Курт кивнул, отодвинув опустевшую миску:
– В какой-то степени Конгрегации известен любой, достаточно близкий к Императору. А уж эта persona тем паче. Особенно нас заинтересовала его безграничная любовь к богемским традициям, народу и вольностям.
– Фон Таубенхайм не следит за языком, – согласился барон нехотя, – однако предположить, что он мог предать, если вы об этом…
– Не мог, – отмахнулся Курт, – это мы проверяли. Ему перепадала пара возможностей влезть в заговор, и он этими возможностями не воспользовался.
– Вы… устраивали провокации в отношении приближенного Его Величества?! – выдавил фон Редер ошеломленно. – И вот так просто об этом говорите?!
– А как же я должен был об этом сказать, господин барон? Император счел вопрос исчерпанным, и я не вижу, о чем мне беспокоиться.
– Его Величество… знает?..
Курт помедлил, глядя на изумленное лицо королевского телохранителя почти с состраданием, и наконец вздохнул:
– Господин барон, не все приближенные вашего работодателя обязаны ему жизнью, и даже среди тех, кто обязан, не всякий обладает столь старомодными чертами характера, как преданность и честность. Посему проверять надо всех. А особенно обер-камергеров, неравнодушных к богемским смутьянам.
– Фон Таубенхайм только болтает, до крамолы на деле он никогда не дойдет, ведь это ясно!
– Ну а теперь мы это еще и знаем точно… Итак, кроме него, вы о поездке наследника в лагерь не говорили ни с кем? И не предполагаете, кто еще мог знать об этом?
– Я предполагаю, – подал голос Фридрих и, когда Курт обернулся к нему, поправился: – Точнее, я знаю, кто еще был осведомлен о подробностях. Рупрехт фон Люфтенхаймер; вы знакомы с его отцом, майстер Гессе. И герцог Пржемысл Тешинский, первый советник. Более никто. По крайней мере, так мне сказал отец.
– Это важное уточнение.
– А многие ли знали об этих планах в ваших рядах, майстер инквизитор? – спросил фон Редер язвительно. – Что-то мне подсказывает, что список будет куда больше.
– Меня интересуют те, кто был осведомлен об этом задолго до осуществления сих планов. А в Конгрегации таких немного. Двое из самого высшего звена, и всё. Шарфюрер не имел представления, для чего его людьми была проведена demonstratio их способностей; Альфред был поставлен в известность перед самым вашим прибытием; те, кто присматривал за вами во время вашего путешествия, узнали о своей миссии за несколько дней до означенного дня…