— Моя мама была такой, какой была, — ответила я на язвительный (и мучительно проницательный) вопрос дочери. — Но я не моя мама, и я люблю тебя безоговорочно.
— Я напомню тебе твои слова, когда ты застанешь меня за курением дури.
— Этого не будет.
— Почему ты так уверена? — спросила она.
— Потому что, если перед тобой будет стоять выбор: тратить пятьсот долларов в неделю на наркотики или на одежду…
— Я выберу одежду.
Мы обе рассмеялись.
— Знаешь, мам, иногда ты такая клевая.
Из уст моей дочери это — высокая похвала.
Очистив текст от спорных выражений, я нажала кнопку «Отправить», потом бросила телефон на кровать, скинула туфли, рухнула на спину на синтетическое цветастое постельное покрывало и закрыла глаза.
Бип. Новое сообщение. От Бена.
«Мам, никогда не думал услышать от родной матери, что я должен наслаждаться сексом с девушкой и бросить ее при первом признаке надвигающихся неприятностей. Я знаю, что если начну встречаться с ней, то, возможно, снова потеряю голову. Но в любви ведь всегда так, да? Приходится рисковать. А риск — это всегда возможность неблагоприятного исхода. Итак, как мне поступить: ждать неблагоприятного исхода… проявить осторожность, нерешительность или вообще не рисковать? Я подумаю. Б ххх».
Мой сын — философ. Перечитывая его сообщение, я невольно восхищалась (вновь заговорила материнская гордость) способностью Бена зрить в корень в том, что касается природы выбора. Особенно такого выбора, который отсылает на маленький островок безопасности, бесплодный, ограничивающий твои возможности.
«Да. Пошел по стопам отца, продолжил семейное дело».
Эта фраза непонятно откуда вдруг всплыла в голове. Что значит «непонятно откуда»? Я почти целый вечер сидела с Ричардом за одним столом. С тех пор только и думаю о нем.
Что за жизнь без риска?
Мой сын — источник неприятных очевидных истин.
Я села на кровати. Порывшись в кармане, достала визитку, что дал мне Ричард: карточку с номером его сотового. Взяла свой телефон и набила сообщение:
«Прошу прощения за свой поспешный отъезд. Глупо вышло. Во искупление своей вины предлагаю завтра пообедать где-нибудь в Бостоне. Смогу встретиться с вами примерно в час дня. Как на это смотрите? Всего наилучшего. Лора».
Помедлив с секунду, я все же отправила сообщение.
И меньше чем через минуту — бип — получила ответ:
«Лора, извинения излишни. Я чудесно провел вечер. И буду счастлив пообедать с вами завтра, но я угощаю. Как только закажу столик, тотчас же сообщу вам детали. Значит — я могу так выразиться? — у нас свидание. До скорого. Ричард».
Я улыбнулась. Как же я возмущалась, когда он употребил это слово. И вот теперь…
Я написала в ответ:
«Да. Официально подтверждаю. У нас свидание».
— Multix Select DR — недорогая система цифровой рентгенографии, предназначенная для частных диагностических центров и небольших больниц. Mobilett Mira — мобильная цифровая рентгенографическая система компании «Сименс», оснащенная беспроводным детектором и более подвижной поворотной стрелой штатива, дополнительно облегчающей работу медперсонала.
Джентльмен, рекламировавший новинки в области рентгенографической аппаратуры, имел великолепные зубы. Говорил он гладко, убедительно, в манере опытного торговца, хотя и подглядывал в бумажку: перед ним лежала пухлая стопка машинописных листов заранее подготовленного выступления. Я пыталась сосредоточиться на том, что он говорил. Тщетно. Короткий сигнал телефона известил меня о поступлении нового сообщения. Я глянула на дисплей, прочитала: «Навожу порядок в гараже. Надеюсь, конференция интересная. Д ххх».
В какой-то степени сообщение мужа меня обрадовало, ибо я уже полтора года просила его разобрать гараж, безнадежно заваленный всевозможными принадлежностями для ремонта дома и автомобиля, а также тренажерами, которыми он никогда не пользовался. Я не канючила, не пилила его за это. Терпеть не могу упрашивать, хотя между супругами, долго живущими в браке, всегда возникают трения по поводу каких-то домашних дел: кто-то отказывается заправлять кровать, стирать ворох грязного белья или выбрасывать из гаража скопившийся хлам, чтобы туда можно было поставить не одну машину, а две, когда идет снег. Несколько раз я напоминала Дэну о его домашних обязанностях, но он в ответ либо огрызался, либо отмалчивался. И это, в свою очередь, означало, что я, не вступая в споры, продолжала убирать постель, стирать и ставить свой автомобиль возле захламленного гаража (я понимаю, что сейчас во мне говорит обида). И вот теперь он уведомил меня о том, что наконец-то занялся уборкой в гараже… так он просил прощения за свое хамство минувшим вечером — тоже абсолютно в его духе. Но мне не нужно его раскаяние. Мне просто нужен муж, который желает меня и хочет быть со мной.
Собравшись с мыслями, я написала ответ: «Спасибо. Я тебе очень признательна. Люблю. Лора».
Дэн тут же отписался: «Может, еще что-то нужно сделать по дому?»
А он и впрямь чувствует себя виноватым. Я не хотела злорадствовать, но в душе мне было приятно, что мой муж наконец-то осознал, что своим поведением он расшатывает наш брак… и причиняет мне боль. Оставалось лишь надеяться, что его желание угодить мне знаменует становление каких-то более здоровых отношений между нами.
Каких-то более здоровых отношений между нами.
Повторив про себя эти слова, я опечалилась. Они лишний раз подтверждали, насколько мы отдалились друг от друга, фактически стали чужими. Наш брак стал подобен дрейфу континентов.
«Если уберешься в гараже, этого будет вполне достаточно. Скучаю. Л ххх».
Я отослала сообщение. И спустя несколько секунд: бип.
«Понял. Продолжаю вычищать гараж».
Прочитав это, я резко втянула в себя воздух. Мой муж был абсолютно глух к моим робким мольбам о проявлении любви. В ответ на мои признания типа «Скучаю» он даже не намекнул, что я ему тоже небезразлична. Нет, он старался свести наше общение к сухим, бесстрастным фразам. И от этого я чувствовала себя униженной… и очень одинокой.
Бип. Еще одно сообщение. На этот раз от Салли:
«Мам, привет. Можно взять пятьдесят долларов из твоей заначки?»
Некоторое время назад я призналась Салли, что у меня есть — и этим я очень горжусь — старинная табакерка, которую я купила за три доллара на распродаже домашнего имущества, потому что мне понравилось изображение «Лаки страйк» 1920-х гг. на ее поцарапанной крышке. Табакерку я хранила на полке в стенном шкафу. И каждую неделю откладывала туда по пятьдесят долларов — на случай непредвиденных обстоятельств, так сказать, «на всякий пожарный». Рассказав Салли про табакерку, я дала ей понять, что при необходимости она может пользоваться этими деньгами, но только с моего разрешения. Есть ли в этом воспитательный момент? Возможно. Но поскольку Салли — транжира, деньги для нее — вечная проблема. Она постоянно выпрашивала у меня добавку в дополнение к тем тридцати долларам, что я еженедельно давала ей на карманные расходы, и к тому, что ей платили за услуги приходящей няни, но, надо отдать ей должное, она ни разу не залезла в табакерку без предупреждения. Салли знает, что должна мне триста двадцать долларов (об этом она сама напомнила мне недавно, когда возвращала в табакерку сорок долларов — деньги за подработку официанткой в кафе «У Муди» в Уолдоборо). Я не требовала, чтобы она скорее выплатила долг. Но меня беспокоило, что эта потребность моей дочери все время что-то покупать для себя — отражение ее мироощущения в целом: Салли угнетала безысходность… и, как мне казалось, я была не в силах помочь ей справиться с этим.