Ванесса наклоняется к Вилле. Чувствует его хорошо знакомый запах. Слезы наворачиваются у нее на глаза. Вилле поднимает бокал с пивом, Ванесса приближает губы к его уху.
— Как ты мог так со мной поступить? — шепчет она.
Вилле подскакивает, несколько капель холодного пива выплескиваются Ванессе на колени.
— Ванесса? — хрипло говорит он.
Юнте оборачивается:
— Что с тобой?
Вилле открывает рот, но Ванесса опережает его.
— Ничего не говори. Он подумает, что ты спятил, — шепчет она.
Вилле закрывает рот, смотрит на Юнте и трясет головой.
— А может, ты и вправду спятил? — предполагает Ванесса. Вилле бледнеет. — Выбирай сам: или ты сошел с ума, или я действительно нахожусь здесь. И слежу за тобой. Я буду рядом каждый раз, когда ты будешь с ней трахаться. Буду слышать каждое слово, которое ты ей скажешь.
Она легонько дует ему в лицо, и его глаза расширяются от ужаса.
Ванесса поднимает глаза и видит, что Юнте смотрит прямо на нее. Нет, не на нее, но в ее сторону. Как будто знает, где она находится.
Ванесса кидает последний взгляд на Вилле. Тот одним махом опрокидывает остатки пива в рот.
— Ты в порядке? — спрашивает Юнте.
Вилле трясет головой.
— Или у меня адские глюки, или ваще не знаю что…
Опьяненная успехом, Ванесса пробирается к выходу через мигающий цветомузыкой танцпол. Уголком глаза она видит выходящую из туалета Элин и начинает хихикать, смех бурлит в ней, переливается через край. И вот уже Ванесса громко смеется. Но музыка грохочет еще громче.
Тяжелые пакеты бьют по ногам Анны-Карин. Рядом с ней идет мама, в руках у которой пакет, едва заполненный до половины.
— Неужели им нечем заняться? — фыркает мама, указывая на толпу, запрудившую улицу.
Тротуар забит людьми. На многих надеты желтые майки и толстовки. На бывшей библиотеке, расположенной напротив дома, где живут Анна-Карин и ее мама, теперь новая вывеска: «Позитивный Энгельсфорс!» — написано лиловыми буквами на желтом фоне.
С тех пор как эта организация открылась, здесь каждые выходные собирается народ, и мама не перестает жаловаться на толкучку.
Они уже собрались переходить улицу, но тут их кто-то окликнул.
Мама настороженно, почти испуганно оглянулась. Какая-то женщина отделилась от толпы и направилась к ним. Ее лицо показалось Анне-Карин знакомым. В совершенно седых волосах женщины словно по ошибке запутались светлые пряди.
Как будто не замечая маминой холодности, женщина обняла ее, потом протянула руку Анне-Карин и представилась как Сирпа.
— Мы с мамой вместе учились в школе, — объяснила женщина. — А с тобой виделись в магазине, я работаю там на кассе.
— А-а, — протянула Анна-Карин.
— У нас в «Позитивном Энгельсфорсе» сегодня мероприятие, — сказала Сирпа.
— Я это заметила, — ехидно проговорила мама, и Анне-Карин стало неловко.
— Видно, что людям у вас нравится, — промямлила Анна-Карин, чтобы загладить мамину колкость.
Она поставила пакеты на тротуар и стала разминать руки, пытаясь восстановить кровообращение. Укусы лисы опять начали чесаться.
— Да, у нас действительно очень хорошо, — сказала Сирпа, задумчиво глядя в сторону центра. — Это именно то, что нашему городу нужно.
Она повернулась к Анне-Карин:
— Ты еще очень молода, и тебе трудно поверить, что когда-то Энгельсфорс был процветающим городом. Мы можем сделать так, что он снова начнет развиваться, если научимся видеть возможности, которые нас окружают. Может, зайдете к нам? Познакомитесь с Хеленой. Хеленой Мальмгрен.
— Я прекрасно знаю Хелену, о которой ты говоришь, — процедила мама, пытаясь нашарить в сумке сигареты.
— Она прекрасный человек, Мия. Очень сильный. А ведь ей столько пришлось в жизни перенести. Она мне очень помогла. Я много лет страдала от болей в шее, а Хелена показала мне, что главное — наше отношение к болезни. Будешь без конца перемалывать негативные мысли — будешь болеть, а если решишь, что здорова, так оно и будет.
Анна-Карин посмотрела на маму — та, глядя в сторону, демонстративно курила. Она не слышала ни слова из сказанного, поняла Анна-Карин. Да, конечно, со стороны эта история кажется странной, но Сирпа верит в то, что говорит, и радуется.
— Может, Хелена поможет тебе вылечить спину? — спросила Анна-Карин у мамы.
— Нам пора идти, — вместо ответа сказала мама и выбросила окурок.
— У нас еще есть время, — невинно заметила Анна-Карин.
Мама бросила на нее испепеляющий взгляд.
— Тогда пошли, — обрадовалась Сирпа.
Она провела их через толпу и открыла дверь офиса «Позитивного Энгельсфорса». Внутри оказалось еще больше народу. Все улыбались друг другу. Как будто одно то, что они находятся здесь все вместе, было достаточным поводом для гордости и радости. Анна-Карин увидела в толпе Густава, он разговаривал о чем-то с парнями из футбольной команды. Тут же были обе Ханны, другие ребята из школы, учителя. Вот учитель рисования Петер Бакман и замдиректора Томми Экберг — Мину рассказывала, они оба присутствовали при том, как выгоняли директрису.
Вдруг сердце Анны-Карин замерло. Она увидела Яри.
Яри, которого она столько лет любила на расстоянии. Так сильно, что порой не могла думать ни о чем другом, кроме своей любви. Яри, про которого после вечеринки у Юнте она постаралась забыть.
Внутренний голос уговаривает Анну-Карин бежать, но поздно — Яри видит ее.
Его взгляд задерживается на ней на несколько секунд, потом перемещается дальше. Они не виделись уже несколько месяцев. Может, он заставил себя забыть все, что между ними произошло? Она очень надеется на это.
Анна-Карин догоняет маму и Сирпу. Снова ставит пакеты и дает отдых рукам.
— Хелена, тут с тобой один человек хочет поговорить! — кричит Сирпа.
Женщина с ярко-рыжими волосами оборачивается. На ней длинное, в пол, платье из тонкого желтого материала.
Яркий цвет ткани подсвечивает ее лицо.
— Мия! — Лицо женщины озаряется улыбкой, как будто появление мамы — для нее настоящий подарок. — Как я рада тебя видеть!
Мама бурчит что-то в ответ. Хелена оборачивается к Анне-Карин и осматривает ее с ног до головы. Ее внимание напрягает Анну-Карин и одновременно льстит ей.
— Выпрямись, девочка, — говорит Хелена. — Улыбнись миру, и мир улыбнется тебе.
Она подмигивает Анне-Карин, как будто их объединяет общая тайна, и снова поворачивается к маме.
— Я слышала, у вас зимой был пожар, — говорит она.