В дни, когда среди умерших нет маминых и папиных ровесников, Мину чувствует огромное облегчение.
Но сегодня она расстраивается. В газете опубликован некролог хорошо знакомого ей человека, умершего в возрасте 42 лет. Это Лейла Барсотти, первая учительница Мину.
Мину давно не вспоминала Лейлу и не виделась с ней уже много лет. Но в третьем классе Мину ее обожала и плакала, когда узнала, что в старшей школе Лейла уже не будет вести у нее занятия.
У Лейлы остались муж и двое детей. Мину закрыла газету, папа тяжело опустился на стул рядом с ней:
— Как дела?
— Я только что прочитала, что умерла Лейла Барсотти.
— Да. Прости, забыл тебе сказать. — Папа виновато посмотрел на Мину. — В последнее время мы совсем не успеваем общаться.
— Да, — кивнула Мину. Но повторять утреннюю сцену в машине у нее не было ни сил, ни желания. Она сменила тему: — Ты знаешь, что «Позитивный Энгельсфорс» активно сотрудничает с нашей школой?
Папа расправил плечи и пристально посмотрел на Мину. Тот, кто его не знал, мог подумать, что он рассержен.
— Первый раз слышу. Откуда ты знаешь?
— Сегодня нас собирали в актовом зале. Томми Экберг, и. о. директора школы, анонсировал новое «позитивное» направление работы. Потом выступала Хелена. Призвала всех приходить к ним в центр.
Теперь папа действительно рассердился:
— Безобразие! Это муниципальная школа!
— Хелена замужем за Кристером Мальмгреном. А значит, ей все можно, — вздохнула Мину. — Как ты думаешь, Хелена могла сделать так, чтобы Адриану выгнали? Отомстить ей за Элиаса?
— Пока не знаю, — сжав зубы, сказал папа. — Но обязательно выясню.
* * *
Анне-Карин не хочется идти домой, но куда еще можно пойти, она не знает. Заходить в лес она теперь побаивается. Навещать дедушку — поздно. Даже в квартире Николауса оставаться небезопасно. И это ее вина. Почему только она не забрала папоротник к себе домой?
Она долго ходит по улочкам Энгельсфорса. Опускаются сумерки, Анна-Карин чувствует, что проголодалась. Хочешь не хочешь, нужно идти домой. Со вчерашнего дня они с мамой не сказали друг другу ни слова. При одной мысли о возвращении домой Анне-Карин становится нехорошо.
Переходя через площадь, Анна-Карин видит Мину, стоящую под синей неоновой вывеской «Энгельсфорсбладет».
— Привет! — машет ей Мину.
— Привет! Ты у папы была?
Мину кивает.
— Он пошел за машиной. Хочешь, тебя подвезем?
— Нет, спасибо.
Анне-Карин совсем не хочется встречаться с папой Мину. Ей хватило встречи с ним прошлой зимой.
— Мне недалеко идти, — говорит она, глядя в землю.
— У тебя все в порядке? — спрашивает Мину.
Продолжая изучать брусчатое покрытие площади, Анна-Карин еле слышно говорит:
— Ну так.
Несколько минут они стоят молча. Над их головой пролетают вороны, истошно крича друг на друга.
— Мы с мамой ходили в офис «Позитивного Энгельсфорса». Мама… Она ненавидит свою жизнь, но ничего не делает, чтобы ее изменить. Она почти не выходит из дому… Хелена сказала почти слово в слово то, что ей хотелось слышать… По крайней мере, мне так показалось. Но мама не захотела ее слушать. И еще…
Анна-Карин хотела добавить, что не знает, на что они будут жить. Но говорить об этом было унизительно.
— Я не знаю, что делать, — вместо этого сказала она. — Я уже все перепробовала. Но она не хочет меняться. Я поэтому… осенью… Хотела ей помочь.
Анна-Карин наконец решается посмотреть на Мину. Мину стоит, обхватив себя руками, словно ей холодно.
— У меня, конечно, не так, — говорит Мину. — Но мой папа работает на износ. Его отец, мой дедушка, умер, когда ему было столько же лет, сколько сейчас папе, но папа, похоже, думает, что сам он бессмертен. Он только работает и ест и совсем не двигается, у него скачет давление, он плохо выглядит. Мама с ним из-за этого все время ссорится, и я думаю, что они хотят развестись.
От волнения у Мину сбивается дыхание, и она замолкает.
— Прости, ты рассказала о своих проблемах, а я тут же загрузила тебя своими…
— Все нормально. Когда подумаешь, что у других тоже проблемы, становится легче.
— Мы можем основать общество «Негативный Энгельсфорс». «Послушай рассказы людей, которым живется хуже, чем тебе, и смирись со своей жизнью!»
Девочки смеются.
Рядом останавливается машина. Анна-Карин уголком глаза видит за рулем Мининого папу. В машине на полную громкость включены новости. Спокойный женский голос диктора слышен даже на улице.
— Я пойду, — говорит Мину. — Знаешь, я, конечно, не психотерапевт, но мне кажется, у твоей мамы депрессия. Хочешь, помогу тебе найти телефон врача? Моя мама наверняка знает, куда лучше обратиться.
— Спасибо, — отвечает Анна-Карин. — Но она не будет звонить никакому врачу.
— Ну, если надумаешь, скажи. — На прощание Мину неловко коснулась руки Анны-Карин. Анна-Карин опешила. Пока она собиралась с мыслями, Мину уже села в машину и уехала.
— Какой ужас! — восклицает Ида. — Полный отстой!
— Не хочешь позвать их сегодня на барбекю? — предложил Эрик.
Он и Робин засмеялись. В конце коридора Мишель и Эвелина, хохоча, боролись с парнями с третьего курса.
Ида не понимала, как Ванесса может общаться с этими девицами. По сравнению с ними сама Ванесса была просто образцом интеллигентности и вкуса. Мишель и Эвелина вечно вешаются на шею старшим парням, ходят полуголыми, красятся без меры и слишком громко и часто смеются. Впечатление такое, будто они ни разу за всю свою жизнь не задумывались над тем, что делают.
— Видели блог Эвелины? — спросил Эрик. — Похоже, у нее совсем с мозгами беда.
— У симпатичных девчонок всегда с мозгами беда, — сказал Робин, словно констатируя непреложный факт.
Ида резко повернулась к нему:
— Что ты хочешь сказать?
Глаза Робина испуганно забегали.
— Ну это ведь и правда так… Если девчонка симпатичная, ей не нужно напрягаться в жизни, вот у нее мозг и не развивается.
— У меня тоже мозг не развивается? — спросила Ида.
— У тебя развивается.
— Значит, я не симпатичная?
— Перестань, Ида! — застонал Эрик, а Робин начал блеять что-то про исключения из правил.
Ида прикусила язык. Здесь не место устраивать сцену. Есть дела и поважнее.
Сегодня вечером родители Иды приглашают всех на барбекю. Мама Иды тщательно все спланировала. Продумала до мельчайших деталей. Чтобы никакая случайность не испортила вечер.