— Он просил вас подождать, — повторил Михаил Борисович.
— А он был у вас вчера в гостях? — Я устремила на Жедрина ясный и острый, как лезвие кинжала, взгляд.
Неловкая пауза подобно черной дыре намеревалась поглотить мое доверие к словам Жедрина.
— Был, а что? — с удивлением посмотрел на меня Михаил Борисович.
Расталкивая людей, которые казались мне сейчас неповоротливой, липкой, словно кусок растаявшей халвы, массой, я побежала к выходу.
— А как же наш уговор? — несся мне вслед хорошо темперированный бас Жедрина.
— Потом, потом, — крикнула я на бегу.
Я плюхнулась на сиденье и нажала на газ. Резко стартовав, я чуть не въехала в зад «Нивы». Я готова была разнести все светофоры, попавшиеся на моем пути, не мигая гипнотизировавшие своими ярко-красными глазами.
Вывеска «Гривы» блестела в сумерках потемневшим золотом конского силуэта, вокруг которого бегали веселые сапфировые огоньки. Еще издали было видно белую иномарку, стоявшую неподалеку. Я не стала подъезжать близко, а остановилась на углу Сакко и Ванцетти. Вынула сигарету и закурила. Нужно ждать. Минуты через три из «Гривы» вышла и затрусила к иномарке стройная женская фигура в песцовом полушубке. Длинные черные пряди рассыпались по белому меху. Я не сомневалась в том, кто эта девушка.
Как только дверца за девушкой захлопнулась, иномарка плавно тронулась с места. Я тоже не дремала. Соблюдая разумную дистанцию, я следовала за ней. Внутри у меня все клокотало. Я еще толком не могла осознать того, что открылось мне в галерее. И как же я раньше об этом не подумала? Я была зла и раздражена. Единственное, что утешало — я прибыла к «Гриве» без опоздания.
Попетляв по центру, иномарка двинулась в сторону набережной. Я не отставала. Весь смысл мира сейчас был для меня сосредоточен в этом времени ожидания, в этой погоне за жизнью. Или за смертью?
Я не могла понять вечерней суеты возвращающегося с работы люда. Безмятежная поступь гуляющих граждан тоже была для меня чем-то странным. Народ шнырял из магазина в магазин, из кафе в кафе, отдельными группками перемещался от остановки к остановке. Я чувствовала себя героиней какого-то детективного сериала, и все, что происходило за окнами моего авто, было только фоном для одного-единственного трюка, марш-броска, благодаря которому я должна была доказать, чего стою.
Выехав на Лермонтова, иномарка свернула налево и направилась в сторону периферии. Дабы не «засветиться», я была вынуждена увеличить дистанцию, отдавая себе отчет в том, что могу потерять иномарку из виду. Но вот за очередным поворотом гул мотора стих, и я услышала, как хлопнула одна, потом другая дверцы.
Не доезжая до угла, я тоже выключила мотор и прислушалась. До меня донеслись приглушенные голоса — мужской и женский. Я вышла из машины, осторожно прикрыв дверцу, и подкралась к углу дома. То, о чем говорила парочка, я не слышала, до меня долетали только обрывки фраз. Но голоса были до боли знакомые, впрочем, как и фигуры. Тусклый свет единственного фонаря, затерянного среди полярного мрака и тишины этой заброшенной улицы, все-таки попадал на стоявших перед аркой мужчину и женщину.
Я напрягла слух, но смысл слов по-прежнему ускользал от меня. Я поправила свой «Никон» и сильнее сжала в кармане пистолет. Девушка засмеялась. Невинный глупый смех проститутки в условиях безжизненной улицы и прямо-таки кладбищенского мрака звучал зловеще. Я почувствовала озноб и противную дрожь в руках. «Спокойно! — скомандовала я себе. — Без паники».
Наконец я решила подойти ближе. Прижавшись спиной к стене, я смогла перебежать до следующего дома, напоминавшего нежилой барак. Веселенькое местечко!
Теперь я имела возможность слышать, о чем треплются Шилкин и Алла.
— Но это же полный абсурд, — кокетливо хихикнула проститутка, — привозить меня сюда. Что-то новенькое. Ну ты-то всегда мог удивить, впрочем, как и позабавить.
Я поняла, что Алла «приняла на грудь». В «Гриве», что ли, наклюкалась или это ее Шилкин напоил, чтобы легче было… Что-то я не заметила, чтобы Алла, перед тем как сесть в машину, пошатывалась.
— Пойдем, — нетерпеливо, как мне показалось, произнес Шилкин, — у меня сегодня со временем ограничено.
— Нет, постой, что ты это со мной так неаккуратно? — с пьяной обидой воскликнула Алла.
— Тихо ты, — бесцеремонно прикрикнул на нее Шилкин, — людей разбудишь.
Я выглянула из-за стены дома и увидела, что Шилкин, взяв Аллу под локоть, пытается ее протолкнуть под арку, ведущую во двор.
— Людей! — загоготала Алла, — а может, б…ей? — срифмовала она, но Александр, как видно, был не настроен шутить.
— Иди, иди, — с силой толкнул он Аллу под арку.
Я знала его голос и все присущие ему интонации. Эта не предвещала ничего хорошего.
— Да подожди ты. — Алла повисла у него на руке. — Каблук за что-то зацепился. Так что же, — с насмешкой произнесла она, когда справилась со своим каблуком, — ты меня сегодня не будешь фотографировать? Просто секс?
Шилкин сделал резкое движение, в результате которого Алла исчезла из поля моего зрения, оказавшись в арке. Она бурно, но, как мне показалось, игриво запротестовала. Шилкин последовал за ней.
Я метнулась к повороту, где только что стояли Алла и Александр. Когда я доскакала до него и заглянула под арку, глазам моим открылось зрелище любовной горячки. Прижимая Аллу к грязной стене пролета, Шилкин целовал ее с не меньшей страстью, чем меня в машине. Но ревности я не почувствовала. Скорее удивление, сродни тому, научно-популярному, какое испытываешь, смотря по телевизору «В мире животных», где речь частенько заходит о безумной сексуальной активности больших кошек.
Когда первый порыв Шилкина иссяк, Алла принялась заливисто смеяться.
— Молчи, — зажал он ей рот ладонью.
Александр задрал ей юбку, которая и так ничего почти не прикрывала. Я видела клочок белой кожи на Аллином бедре и более темное пятно на ней — руку Александра. На миг меня пронзило чувство неловкости. Точно я подглядываю за парочкой в замочную скважину. Но уйти я не могла.
— Ну почему обязательно здесь, — пробовала еще упрямиться проститутка, — можно было хотя бы в машине, — добавила она, едва не задохнувшись от очередного поцелуя.
Из фильмов и из книг я знала, что большинство мужчин занимаются с проститутками только сексом и избегают целовать их. Шилкин в этом вопросе представлялся продвинутым демократом. Я улыбнулась.
— А чем тебе здесь не нравится, на свежем воздухе? — с усмешкой произнес он.
Несмотря на иронию, это была реплика, произнесенная мужчиной, охваченным вожделением. Я узнала дрожь этого голоса, его своеобразную интонацию.
Исполненные страстного ожесточения движения Александра не могли меня обмануть. Алла заметалась, застонала, потом принялась как-то жалобно и протяжно повизгивать. Я отвела глаза.