— Тетя мне рассказала о вашем геройском поступке! — просиял Никита. — Неужели это Саша убил дядю?
Белкин захлопал глазами.
— Не думаю, — флегматично отозвалась я, а сама подумала: «Экий невинный одуванчик!»
— Но тетя ска… — удивился Никита.
— Людмила Николаевна, — нагло перебила я этого подкаблучника, — была не в себе. Она готова была обвинить Александра во всех смертных грехах.
— А как ваши дела? — полюбопытство-вал он.
— Вы имеете в виду расследование? — уточнила я.
Никита кивнул и виновато посмотрел на покинутую им продавщицу, которая, стоя в сторонке, недоуменно пялилась на нас.
— Расследование продвигается. Конечно, медленнее, чем бы мне того хотелось. Но дело уж очень запутанное. А вы решили что-то купить? — нахально спросила я.
Не знаю почему, но мне этот субчик был омерзительней злодея Марусева. Было в нем что-то скользкое, чрезмерно приглаженное, рабское.
— Ох, — взглянул он на часы, — простите, мне еще в офис надо, а потом на похороны…
— Конечно, конечно, — облегченно вздохнула я, словно не я, а он затеял этот никчемный по всем параметрам разговор.
— Никита Станиславович, — негромко окликнула его продавщица, жгучая, густо накрашенная брюнетка, — а это?
Она махнула в воздухе какой-то бумажкой.
Никита, который отбежал уже на приличное расстояние, смущенно и благодарно улыбнулся и, приблизившись к прилавку, взял лист и сунул в карман пальто.
При этом он не преминул скосить на меня уважительно-боязливый взгляд. Я ответила ему понимающей улыбкой, мол, все мы такие, беспамятные, и, уже по всей форме простившись с ним, пошла за пуговицами.
Франт еще тот! Шикарное пальто, штиблеты — хоть куда. Только не люблю я эти мужские головные уборы, такие, из норки, сделанные в форме высокого пирожка с козырьком. Веет от них каким-то домовитым старчеством и вялостью чувств.
Ну да ладно, черт с ним! Моя задача — пуговицы. О, я могла бы прочитать целую лекцию о пуговицах и прочих женских аксессуарах! Мне нужны были серые, но не просто серые, а глянцевые, на изящных ножках, средней величины — пуговицы для дамского костюма. Правда, этот костюм в качестве праздничного наряда уже брался под сомнение такой сугубо женственной натурой, как Маринка. Ей бы все крепдешин, шелк, рюшки-завитушки, сентиментальные блузочки, кукольные юбочки, символические шортики, шутливые пояски. Но я-то, я же главный редактор крупного еженедельника, который читает весь наш достославный Тарасов!
Я не претендую на звание синего чулка, избави боже! Но и наряжаться, как семнадцатилетняя девчушка, не имею права. Это дома или еще где-нибудь в неофициальной обстановке я могла бы позволить себе в одежде очаровательную небрежность или юную фривольность.
В зале двадцать два меня ждало горькое разочарование. Пуговицы, которые я уже считала загадочно поблескивающими на моем серо-угольном костюмчике, исчезли. «Кончились», — изображая благожелательность и сожаление, известила меня тучная продавщица с курносым веснушчатым лицом. Вот те на! Постояв минуту в нерешительности, я направилась дальше, присматриваясь к прилавкам — не мелькнут ли на каком-нибудь из них мои заветные аксессуары. Я сделала целый круг — и все безрезультатно. Проходя мимо отдела, где повстречала Никиту, я более внимательно посмотрела на продавщицу.
Что же это, его пассия? На одну ночь или как?
Вот оно, невыносимое женское любопытство. Невыносимое прежде всего для самих женщин — его наивных доверчивых жертв. Мой взгляд облетел развешанные на пластмассовых вешалках пальто, шубы, дубленки. Крючки вешалок были продеты в звенья толстых цепей. Хитро придумано, оценила я искусство частных предпринимателей.
Что же он себе какую-нибудь из фирменного бутика не нашел, продолжала я размышлять на тему странных мужских предпочтений, или с этой проще? Непритязательна, неприхотлива, на все согласна?
Я вышла из универмага и, сев за руль своей «Лады», поехала к Новгородцевой.
* * *
Ехала, в общем-то, я на свой страх и риск, не будучи уверенной, что застану хозяйку дома. Адрес-то мне Кряжимский добыл, а вот номера телефона Елены Вениаминовны у знакомых Сергея Ивановича почему-то не оказалось. Но было обеденное время, и вполне вероятно, что даже если Новгородцева где-то учится или работает, то в эти часы окажется дома.
Я еще раз взглянула на записку с ее адресом: улица Пушкинская, дом номер три. Возможно, это самая коротая улица в Тарасове, протяженностью всего в один квартал, метров триста — не больше. Тихий район, престижные дома, элитные квартиры…
Правда, не все дома там были престижными, а только построенные в постперестроечные времена. Остальные же, еще не выкупленные новыми русскими, все еще заселяли русские старые в прямом и переносном смыслах этого слова.
Дом номер три сразу же бросался в глаза. Нет, не своей высотой — он был переменной этажности, от четырех до шести этажей, — а, я бы сказала, эклектикой. Вообще-то эклектика — это смешение архитектурных стилей, здесь же отсутствовала всякая индивидуальность оформления и проектирования. Рябило в глазах от множества выступов, закругленных и треугольных балкончиков и лоджий, эркеров и карнизов.
Я въехала в миниатюрный дворик, больше подходящий загородному коттеджу, чем солидному многоэтажному зданию, где все три места для парковки авто были заняты. Там стояли серебристый шестисотый «мерин», «бээмвуха» ослепительно белого цвета и темно-бордовый «Вольво», своими мягкими очертаниями напоминавший спортивный болид.
Пришлось давать задний ход и оставлять мою «ладушку» на проезжей части, благо движение на улице было минимальным.
Дверь нужного мне подъезда была железной. Как мне не нравятся эти железные двери! Тем более, когда приходишь к незнакомым людям. Не спорю, в наше неспокойное время за такой дверью чувствуешь себя спокойнее, но я никак не могу смириться с мыслью, что объяснение через домофон не заключает в себе ничего унизительного.
Вздохнув, я набрала на домофоне номер квартиры Новгородцевой и стала ждать.
— Я вас слушаю, — раздался приятный женский голос.
— Здравствуйте, меня зовут Ольга Бойкова, — приступила я к ритуалу приветствия, — я журналист, работаю в еженедельнике «Свидетель». Мне нужно поговорить с Еленой Новгородцевой.
— Сделайте, пожалуйста, шаг назад, я вас плохо вижу, — сказали по домофону.
Вот даже как! У них здесь видеофон! Я шагнула назад и, машинально поправляя прическу, увидела маленький черный глазок видеокамеры.
— А теперь покажите свое удостоверение, — продолжались требования.
Покопавшись в сумочке, я достала удостоверение и протянула его в сторону камеры.
— Так видно?
— Пожалуйста, проходите, четвертый этаж.
Что-то щелкнуло в замке металлической двери, и она приоткрылась. Чудеса! Я потянула за черную шарообразную ручку и вошла в подъезд.