Невольно он вспоминал Эвиал, ту жуткую крепость и бездонный колодец, где стены выложены из человеческих тел. Болезнь проникла очень глубоко. У похитившего Тайде призрака имелись могущественные хозяева, а у тех – многочисленные союзники. И они двигались от мира к миру, одни беря стремительным штурмом (наверное, подобно тому, как они наступали сейчас на Мельин), а другие – измором, медленной и долгой осадой, когда и появлялись чудовищные язвы крепостей, под которыми погребены неисчислимые жертвы.
Но всё же они не были всесильны. Могучи – да. Но не непобедимы. Над ними, в свою очередь, властвовали некие законы, отличные от тех, которым подчинялись люди, эльфы, гномы и другие, кто живёт и умирает, над кем правит время. Оставалось надеяться, что защитники Мельина ещё успеют отыскать то, что остановит вторжение. И, к сожалению, этим «чем-то» не могли стать простые и верные клинки легионеров. Когорты дрались героически, но против неисчислимой орды козлоногих не выстояла бы и стократно сильнейшая армия.
Великая Пирамида с огненным кристаллом внутри – только это и могло спасти, если верить посмертной речи медведицы Муроно, чародейки народа данкобаров.
Плохо. Император вообще не любил положений, где не оставалось выбора. Один-единственный способ одолеть врага – это почти что полное отсутствие способа. Если противником командуют не идиоты (а на такую удачу Император давно отучился рассчитывать), то возле слабого, уязвимого места или могущественного артефакта, от сохранности которого зависит успех всей войны, разумеется, будет выставлена охрана. Даже если появление неприятеля совершенно невероятно. И скорее всего эта охрана будет многочисленной. Первый легион и гномий хирд, конечно, стоят немалого. Но и они не всесильны.
Магия? Сежес с её пятью помощниками да «сенным обозом»? Да, чародейство Мельина действовало на козлоногих, все это видели. Быть может, соберись под рукой волшебницы Лива вся без исключения Радуга… но громадное большинство чародеев выбрало сторону баронов-мятежников, и это понятно – почти все маги Семи Орденов происходили из знатных семейств Империи, среди повстанцев – их отцы и братья.
Император стискивал зубы и гнал прочь упорно прокрадывающуюся мысль: а может, стоило вести войну по-иному или же вовсе не стоило? Худо-бедно, но Империя жила. Да, легионы отправлялись на нелепую смерть за океаном, где шла совершенно ненужная престолу война, затеянная всё той же Радугой; да, Семицветье свирепо стерегло свою монополию на чародейство, жестоко расправляясь со всеми, пытавшимися заниматься «незаконной волшбой». Не щадили никого, даже детей.
Семена гнева падали на тщательно удобренную почву. И давали быстрые всходы. Недаром с такой охотой обрушились на магов имперские легионы; недаром так дружно восстал Чёрный Город, обитатели которого дрались словно лучшие когорты мельинской армии.
Всё так.
Но цена победы! Но разорённые и запустевшие земли, нашествие гномов и Дану, ведомых Драгниром и Иммельсторном, нашествия, оставившие по себе страшную кровавую память, которая не смоется ещё очень, очень долго, баронский мятеж, вторжение Семандры?
И, конечно же, Разлом. Жуткая рана на теле мира, через которую устремился враг куда страшнее всех «Радуг» и «Семицветий», вместе взятых?!
Колебания правителя не должны видеть его подданные. Для простых легионеров и центурионов, легатов и гномов, всех, кто отправился с Императором в этот поход, – в седле гордо восседал правитель великой державы, гордый и сильный, уверенный в себе и, конечно же, знающий, что надо делать.
«Так и должно оставаться. Я могу терзать себя сомнениями, могу строго осуждать себя – но это не вырвется наружу. Даже ночью, в постели с Тайде, я не скажу ей всего. Она тоже должна верить. И, наверное, она-то – больше и крепче, чем все остальные, вместе взятые. Я заменю храбро погибшего легионера, искусного гнома-строителя, легата – умелого командира; даже Тарвусу и Клавдию замена найдётся, даже Сежес; а вот Тайде – нет.
Не знаю, дерзнул бы я начать эту войну снова, если бы знал, чем оно всё кончится, – честно признавался себе Император. – Не знаю. Манипулы и когорты – не колоды игральных карт. Они – из живых людей, надеющихся попировать после победы.
Эти сомнения – не признак слабости. Надеюсь».
…Остался позади не один десяток лиг. В опустевшей стране неоткуда было добыть продовольствие, кроме как охотой; ежедневно Императору приходилось отправлять две-три когорты на добычу. Взятый с собой провиант правитель Мельина велел сберегать всеми силами.
А пирамиды всё не кончались: ступенчатые и гладкие, покрытые блестящими, словно золото, плитами и сложенные из дикого серого камня. Самые разные, какие только могла измыслить человеческая (и не только) фантазия. Иные отзывались недоброй магией, когда Сежес и её помощники пытались их прощупать; но всякий раз это оказывалась мелкая замурованная нечисть, слуги зиккуратов, отнюдь не та «великая», о которой говорила давным-давно погибшая волшебница народа данкобаров.
Вечером четырнадцатого дня к Императору примчался измученный почтовый голубь – разумеется, отыскать адресата птице помогала магия. Правитель Мельина развернул тонкий, мелко исписанный убористым почерком свиточек, нахмурился и велел немедля созвать совет.
– Разлом уходит на север почти до самых Диких гор, – сумрачно произнёс он. – В своё время мы насчитали в нём без малого две сотни лиг, если со всеми изломами и изгибами. Позади уже полтораста, а никакой пирамиды, что оказалась бы ключом ко всей этой цепи. Вдобавок, – он поднял свиток, лёгкий шёлк развернулся, и все увидели оттиснутую внизу печать проконсула Клавдия, – пришло сообщение из столицы. Барон Брагга оказался-таки дураком. Он отверг все предложения нашего проконсула, наплевав даже на заложников. Армия мятежников выползла из логова и приближается к Мельину. Клавдий готов защищать город до последнего человека, однако я спрашиваю вас: так ли это необходимо? И есть ли шансы всё-таки найти эту самую «великую пирамиду» в ближайшие шесть-семь дней?
– Барон Брагга и впрямь оказался глупее, чем я о нём думала, – досадливо проговорила Сежес. – Неужели вторжение козлоногих его ничему не научило?
– Сейчас не время для риторических вопросов, – угрюмо заметил Император. – Видать, не научило. Клавдий сообщает, что козлоногие наступают несколько медленнее, их фронт всё время расширяется, новые отряды маршируют от Разлома и число тварей по-прежнему возрастает, однако теперь они валят уже не так густо. Твои чародеи, Сежес, и Девятый Железный дерзнули дать бой. Уничтожили самое меньшее десять тысяч бестий, отступили вовремя и без потерь.
– Первый легат Скаррон заслужил звание консула, – отозвалась чародейка.
– Бесспорно. Но суть в том, что до Мельина вторжение до сих пор не докатилось. Это, похоже, подействовало на баронов… совсем не так, как ожидалось. Клавдий упоминает о том, что мятежники якобы тоже столкнулись с козлоногими и… одержали решительную победу. Не знаю, не могу в такое поверить. У них нет твоего «сена», у них нет такой пехоты, как в легионах, нету гномов…