– Я знаю, повелитель. – Желваки на скулах Клавдия вздулись, но смотрел он твёрдо и взгляда не отводил. – Мы будем держать Империю вместе с его светлостью графом Тарвусом, как и прежде. Дело знакомое.
– Славно, – в последний раз кивнул Император и, повернувшись, крикнул корабельщикам: – Отваливай!..
«Слишком многое мы оставляем за спиной, – думал Император, стоя на палубе и молча глядя на проплывавшие мимо зелёные берега. – Нерг и его чудовищно странный посол – увы, в прямом смысле слова „чудовищно“. Загадочный стрелок, спасший меня перед последним боем, – кто он, что он, откуда?.. И нет ни времени, ни сил выяснять всё это. Сежес так и… гм… возится с нергианцами: отказалась оставить их с войском Клавдия. Непонятно также, чего же всё-таки добивались всебесцветные? Только ли гибели армии?.. Или, быть может, решили, что смогут использовать погибших в бою легионеров? Так сказать, без жертвенников и ритуалов, „по факту пролития“, как выражаются легионные писари? Что на самом деле с Серой Лигой, патриархи, конечно, давно сбежали на юг, но где все рядовые бойцы? Не верю, что не осталось ни одного, а ведь они бы нам не помешали; едва ли указ Клавдия соберёт под его знамёна хотя бы десятка два Серых. Но сейчас и это – бесценное богатство…»
Разномастная флотилия тяжело гружённых судов налегала на вёсла, несмотря на то что плыли по течению. Император дорожил каждым часом, строго коря себя, что сразу не додумался до этого – пробиваться к пирамидам на другой стороне Разлома. Он, конечно же, помнил рассказ центуриона Гая Секстия, помнил слова ветерана об охватившем его разведчиков страхе; однако именно это сейчас и внушало надежду. Страх призван охранять пирамиды; он порой куда надёжнее любой стражи; а раз так – значит, в пирамидах есть что охранять.
Но, в конце концов, и у него тоже найдётся что пустить в ход на самый крайней случай.
Латная рукавица из белой кости. Да-да, та самая. С момента исцеления Император больше не надевал её, но и просто забросить такой артефакт было невозможно. Страшный дар козлоногих возили в наглухо запертом ларце, крышку которого Сежес опечатала самым крепким заговором неоткрытия, какой только знала.
Император знал, что будет, надень он эту чудовищную вещь и вздумай воспользоваться её силой. Но, если это окажется та цена, которую надо уплатить за спасение Мельина, – что ж, он заплатит. Легко и не колеблясь.
Только жалко Тайде. Она ведь последует за ним, бедная.
…И день, и два, и три они плыли навстречу морским горизонтам. Что по одному, что по другому борту то и дело попадались города, городки или отдельные замки с посёлками – покинутые всеми обитателями, оставленные даже кошками, собаками и крысами, этими вечными спутниками рода человеческого. Флотилия ненадолго задерживалась – брали пресную воду; больше в оставленных селениях разжиться было нечем.
На ночлег флотилия не останавливалась. Корабли зажигали сигнальные огни, перекликались дозорные – Императора не заботило сохранение тайны. Пусть следят, кто хочет. Ему надо добраться до пирамид. Всё остальное уже неважно.
Какое-то время их ещё догоняли крылатые вестники от Клавдия – почтовые голуби; птиц было мало, их берегли на такой вот крайний случай, как сейчас. Проконсул доносил, что перенял почти сотню благородных семейств из числа «не выразивших покорность членов Конгрегации», о чём и поставил в известность самого барона Браггу, засевшего в Хвалине. Барону послали весть и о случившемся возле Разлома, о происшедшей битве, о продолжающемся наступлении козлоногих на все обитаемые земли Мельина; и о том, что «так называемая Конгрегация» не имеет ни малейших шансов выжить в одиночку. А потому благородному барону предлагалось без долгих разговоров «прекратить бессмысленные распри», объявить Конгрегацию распущенной и, «буде ощутит он позыв поступить в соответствии с кодексом чести благородного сословия», присоединиться со своими войсками к армии Императора, которая намерена сдерживать натиск чудовищ, «пока чародеи не изыщут средство, могущее закрыть Разлом навеки». Ответа от барона, писал Клавдий, пока ещё не поступило – тому было дадено три дня на размышление.
Четыре полных дня прошло, прежде чем перед небольшой флотилией открылся простор Внутреннего Моря. Большинство легионеров никогда его не видели – и потому высыпали на палубы, дивясь и качая головой.
Здесь, вблизи от устья Маэда, Внутреннее Море дивно хорошо. Глубокая спокойная лазурь, гладь, по которой, кажется, можно смело катить на телегах. Сгустился вечер, на безоблачное небо взобралась луна, серебристый клинок Древних Сил протянулся к берегу от горизонта, и тёмные корпуса судов дробили колышущееся сияние, разлитое по тёмной воде. Факелы и огни не гасили – Император не собирался прятаться от пиратов, случись ему такая встреча.
Флотилия повернула на запад, держась вблизи от берега. Император не мог спать, проводил часы, стоя на носу головного судёнышка. Под форштевнем кипела вода, дул попутный ветер, а левая рука Императора, совершенно зажившая (скажем Нергу спасибо хотя бы за это), вдруг дала о себе знать ноющей, сосущей болью.
Подошла Тайде, мигом всё почувствовав. Молча встала рядом, осторожно коснулась предплечья – и там, где ложились её прохладные пальчики, боль, казалось, отступала, слабела.
– Не спите, мой Император? – раздался голос и Сежес. Чародейка куталась в тёплый плащ – с восхода тянуло холодом, необычным здесь в это время года.
– Что там с твоим подопечным, Сежес?
– Зашила его обратно, повелитель. Такой экземпляр надо сохранить. Будет о чём побеседовать со всебесцветными.
– А ты считаешь, это случится?
– Считаю ли я, мой Император? Ну конечно же! Мы всегда считали Нерг странным, но всё-таки человеческим Орденом. А тут такое…
– Они могут сказать, что это просто по нитке собранный зомби, гомункулус, искусственник… – вступила Тайде.
– Ты права, дочь Дану, – дружелюбно кивнула Сежес. – Но теперь мы, по крайней мере, имеем, что им предъявить. И можем потребовать вскрытия со всеми формальностями, перед лицом всех набольших Нерга.
– Брр…
– А что же делать, Сеамни? Мы не можем больше терпеть такую угрозу.
– Стоит ли думать об этом, когда мы не знаем, как справиться с Разломом?
– Мы справимся, дочь Дану. Непременно справимся. Я тоже дралась с козлоногими – тогда, в первый раз. Видела их неисчислимые живые волны; кое-кто из наших, признаюсь, потерял тогда сердце. Падали на колени, рыдали, кое-кто, да простит меня мой Император, от медвежьей болезни пострадал… Но встали ведь, собрались, за руки взялись – и одолели! Одолели, Сеамни! И этих одолеем. Мельин огромен, а куда б ни побежали, всё равно упрёмся в океан; а на южном континенте до сих пор правит крылатый ужас. Да если б даже и не правил – козлоногих не остановят ни горы, ни даже море, ты ж это понимаешь не хуже меня, дочь Дану.
Сеамни кивнула.
– Я не знаю, что нас ждёт в этих пирамидах, – продолжала тем временем Сежес. – Сперва идея моего Императора, да простится мне эта вольность, показалась мне просто… э-э-э… неразумной. Но, знаете, морское путешествие не зря прописывали, что называется, «для успокоения мыслей». Ведь существование пирамид выглядит совершенно бессмысленным. Твари валом валят из самого Разлома…