– А слова Нерга о том, что это их магия делает бестий именно козлоногими? – напомнил Император.
– Они блефовали, – решительно отрубила Сежес. – Радуга билась с точно такими же тварями, и безо всякой «магии Нерга». Полагаю, всебесцветные хитрецы прознали, какой облик примет вторжение, и поспешили выдать это за результат «своих усилий».
– А что нергианцы могут предпринять сейчас, раз уж тебе так хорошо рассуждается, Сежес? Они выпросили разрешение на человеческие жертвоприношения, и я не раз задавался вопросом, для чего им эта формальность, если вся Империя охвачена хаосом – так что же, они пустят в ход магию крови?
– Благодарю моего Императора, – усмехнувшись, слегка поклонилась чародейка. – Да, я так думаю. Магия крови, особенно в исполнении Нерга, – могущественное оружие, им пренебрегать никак нельзя. Сейчас, в пору всеобщего отчаяния, полагаю, всебесцветные как раз и воспользуются жалованной грамотой моего Императора. Начнут хватать простолюдинов, прикрываясь указом из столицы. И, я боюсь, те, кого это не коснётся, будут премного довольны. А остальным рты заткнёт императорский указ. На открытую войну они не пойдут – она им ни к чему, словам «посла» о том, что вторжение из Разлома им интересно прежде всего с «научной точки зрения», – она состроила презрительную гримасу, – я склонна доверять.
– Тогда всё решится, кто кого опередит – мы у пирамид или Нерг с магией крови, – нахмурился Император. – Клянусь, что после Разлома мы нанесём визит вежливости ко всебесцветным. И тогда посмотрим…
– Слова истинного Императора!
– Оставь лесть, Сежес, это у тебя скверно получается.
Третий день разношёрстная флотилия держала курс на юго-запад, бесшумной рыбьей стаей скользя вдоль имперских берегов. Осталось позади устье Тиллы, близился Разлом. Пираты не показывались; зато Император вдосталь насмотрелся на последствия их набегов. В прибрежных деревушках мало где остались целые дома; всё больше одни лишь закопчённые печные трубы да немногочисленные выжившие, побирающиеся на пожарищах. Морские разбойники свирепели и выметали всё подчистую, забирали рабов, сколько могли увезти, – пронеслись слухи, что на рынках Полуденного берега живой товар резко подскочил в цене.
В каждой деревне Император останавливаться, конечно, не мог. Тем более что вскоре они миновали расползающийся, подобно гангрене, фронт козлоногих.
Разлом уже изверг из себя миллионы подобных созданий; победить такую массу в открытом бою было невозможно ни при каких обстоятельствах.
И вот теперь представилась возможность воочию увидеть, что ждало Мельин и его обитателей после того, как через них прокатится волна вторжения.
Император, Сеамни, Сежес, Вольные, легаты и центурионы, простые легионеры – все высыпали на палубы, до рези в глазах вглядываясь в молча марширующие шеренги чудовищ. Впрочем, слово «марширующие» едва ли тут подходит – козлоногие просто брели, без строя, без порядка, просто брели, однако за ними оставалась самая настоящая пустыня. Ободранные, нагие скелеты деревьев, лишившиеся ветвей, коры и листьев. Размётанные по бревну жилища. Разорванные в клочья звери и птицы, кто не смог сбежать или улететь; флотилию преследовал неотступно-сладковатый запах тления.
Однако постепенно поток козлоногих поредел, а потом и вовсе сошёл на нет, взорам Императора и его свиты открылся пустой, мёртвый берег – не только с опустошёнными лесами и уничтоженными селениями, но и с отравленными родниками; как оказалось, козлоногие не поленились стащить в русла ручьёв и речек груды падали.
Легионеры мрачно молчали. Увиденное обессиливало, полнило ужасом. Даже если они каким-то образом победят – что делать с этой безжизненной пустыней, уже расползшейся по самым старым, коренным имперским землям?
– Там, поди, и землица-то родить не будет… – услыхал Император безнадёжные слова одного из Серебряных Лат, седоусого ветерана, прошедшего кошмар битвы с Алмазным и Деревянным Мечами.
Правитель Мельина сжал зубы, однако прошёл мимо. Людей убедит только победа, никак не слова, пусть даже самые мудрые и правильные.
Козлоногие прокатились мимо, сгинули кошмарным наваждением; а гребцы уже безо всяких понуканий налегали на вёсла. Счёт шёл на дни, самое большее – на недели.
…Разлом они миновали ярким солнечным днём. Император мог только поразиться, как близко подступила к морю роковая трещина. Очертания жуткой раны, рассекшей плоть Мельина, скрывал привычный уже туман; однако за туманом, на недоступном ранее восход-ном краю Разлома, высились ступенчатые тени исполинских пирамид.
– И с какой же мы начнём? – ни к кому не обращусь, вздохнула Сежес, сидя в направлявшейся к берегу шлюпке.
– С самой первой, – отозвался Император. – Если не увидим ничего, что направило бы наши поиски в ином направлении.
Следом за ними гребли другие лодки – Серебряные Латы, в полном вооружении, готовые прикрыть правителя Мельина и его телохранителей-Вольных. А ещё дальше отваливали тяжёлые баркасы с гномами – Баламут наотрез отказался оставаться в резерве.
– Хирд у входа в эту пирамиду, значит, встанет и с места уже не сойдёт, – набычившись, втолковывал упрямый гном усмехавшемуся Императору. – А я, повелитель, с тобой пойду, и даже не возражай. Что твои легионеры в постройках понимают? Целый день в затылках прочешут там, где мне одного взгляда хватит.
– Ты, Баламут, кого хочешь перетолкуешь, – недовольно буркнула Сежес. – И откуда у гнома такая разговорчивость?
– А потому что скалы учился убеждать, – не моргнув глазом парировал Баламут. – Тут ведь ой-ой-ой какое терпение надобно, госпожа волшебница! И вообще… Мне ведь ещё надо одну чародейку уговорить нашего гномояда отведать!
– Что?! Гномояда?! Ни за что, Баламут, ты что это себе вообразил!..
– Ничего я не воображал, сударыня моя Сежес, а только хотел вас к нашему костерку позвать, сесть рядком, поговорить ладком… – гном радостно осклабился. – Нечасто нашему брату случается с такой красотой гномоядом поделиться!
Сежес вроде как возмущённо затрясла головой, однако щёки чародейки предательски покраснели.
Высадка прошла безо всяких происшествий. Легионеры и гномы спокойно высадились, панцирники под прикрытием стрелков – лучников-велитов и гномов-арбалетчиков – продвинулись на пол-лиги от берега. Никого и ничего. Буйно зеленеют кусты, перекликаются пичуги-смехотунчики; а впереди возвышаются громадные, словно для великанов скроенные, ступени ближайшей пирамиды; правее в Разломе колышется всё та же живая мгла.
Император не рисковал. Легионеры и гномы построились в боевые порядки, выставили копья; из-под ног брызгало мелкое зверьё.
– К какой пирамиде желает направиться мой повелитель? – осведомилась Сежес, с отвращением срывая прицепившуюся к плащу колючую гибкую лозу. – Они, с одной стороны, все разные, а с другой – как выбрать? Пойдём в ближайшую?
– Погоди, – остановил её Император. Чародейка послушно умолкла.