Он безнадежно и обиженно махнул рукой и снова вернулся к своим смородиновым кустам.
* * *
– Надо же, как просто, – удрученно сказала Настя, когда Селуянов вернулся вечером на Петровку. – Ищем всюду, ищем, а место оказывается у нас под носом. Не зря говорят: нахальство – второе счастье. В полукилометре от дачи родителей жены устроиться – это надо суметь.
– Он не очень-то рисковал, – заметил Коля. – Ведь, кроме Бергеров, его в поселке никто не знает, а они бывают на даче только летом. Я уж не говорю о том, что все дело происходило осенью, зимой и весной, когда там вообще довольно безлюдно. Похоже, кроме мужика, с которым я разговаривал, там никто постоянно не живет. Так что риск на самом деле был минимальный. Меня гораздо больше интересуют тихие культурные люди на иномарках, которые туда систематически наведывались.
– У тебя есть объяснение? – спросила она.
– Есть. Только оно очень страшное. Даже и говорить не хочется. Придется мне для начала еще разочек Славика Дорошевича потрясти.
– Может, скажешь, до чего додумался?
– Нет, сначала проверю. Очень уж гадко.
Он уже взялся за ручку двери и собрался выйти из кабинета, когда Настя окликнула его:
– Коля, ты что, всерьез думаешь, что это может быть так?
– Ты о чем? – оторопело обернулся он.
– О том, о чем ты мне только что говорил. И не делай из меня, пожалуйста, невинный цветок, не надейся, что до твоих гадостей я сама не додумаюсь. Ты ведь подозреваешь, что в пустой даче Шараповых устроили бардак для гомосексуалистов, верно? Мальчишек с первого же дня сажали на иглу и держали их постоянно под кайфом, пока они не умирали. И давали ими попользоваться избранной элите за хорошие деньги. Разве ты не это имел в виду?
– Это. Трудно с тобой, Аська.
– Не всем, – скупо улыбнулась она. – Только некоторым. Мы дом осматривать будем или как?
– Обязательно. Я уже разговаривал с хозяином дачи, с Шараповым. Дом был сдан в ноябре прошлого года приличному мужчине. Срок – пока до лета. Мужчина по приметам – не Якимов.
– Понятное дело. Подставной. Якимов мог от жены или от ее родителей услышать о том, что дом Шараповых сдается, и решил не искать удачи в заморских краях, не светиться в поисках дома, который можно снять. В поселке его никто не знает, можно наведываться туда безболезненно, если соблюдать элементарную аккуратность. Но кто-то же должен был там постоянно находиться с мальчиками. Ясно, что не сам Якимов. Он – отец семейства, ему детей обихаживать надо. У него свободное время – только днем, когда дети в садике и в школе. Наверное, тот человек, который договаривался с Шараповыми, и мальчиков стерег. Тоже примета времени, между прочим.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что раньше местный участковый обязательно поинтересовался бы, кто в доме живет и что там происходит. А теперь никому ни до чего дела нет. Для преступников наступила эпоха великой безопасности. Так до чего ты с Шараповым-то договорился?
– Завтра с утречка встретимся и поедем осматривать дом. Он запасные ключи возьмет, чтобы замок не ломать.
До ухода с работы Насте нужно было успеть переделать кучу дел, но все валилось из рук. Она с трудом заставляла себя сосредоточиться и тут же снова отвлекалась на мысли то о Якимове, то о Соловьеве. В конце концов она не выдержала и позвонила мужу:
– Лешик, какие у тебя планы на завтра?
– Вопрос не предвещает ничего хорошего, – ответил Алексей. – Завтра я собираюсь сидеть дома и работать. У тебя есть возражения?
– Я хотела спросить, могу ли я завтра взять машину.
– Ася, весь год, что мы с тобой женаты, я, как тупой дятел, пытаюсь вдолбить тебе в голову, что у нас все общее – и деньги, и машина. Если тебе надо – бери и не спрашивай.
– Ладно, – вздохнула она. – Возьму и не спрошу. Но она тебе точно не нужна?
– Не понимаю, как я мог на тебе жениться. Был уверен, что ты умная. А ты, как выяснилось, с первого слова ничего не понимаешь. Тебе все надо по три раза объяснять.
– Не смей меня критиковать, – рассмеялась Настя. – Пусть я глупая, но зато я тебя люблю. Это мое главное достоинство, которое перевешивает все мои многочисленные пороки.
– Ну разве что…
Ей все-таки удалось заставить себя выбросить из головы посторонние мысли и заняться неотложными делами. Завтра она поедет к Соловьеву, не дожидась возвращения Короткова из командировки.
* * *
Но, прежде чем ехать в «Мечту», она отправилась на городскую квартиру Соловьева, где теперь жил его сын Игорь. Вид квартиры привел ее в ужас, но чего-то подобного она и ожидала. Кроме самого Игоря, по комнатам бродили какие-то сомнамбулического вида парни в черных майках, черных кожаных жилетках и черных же повязках на голове. Игорь Соловьев, впрочем, выглядел точно так же.
– Ты разговаривать-то в состоянии? – спросила его Настя, пройдя в комнату.
– Смотря о чем, – ухмыльнулся юноша. – Вы из милиции, что ли? Так я только употребляю, имею право, закон разрешает. А если вы насчет хранения – так у меня ни-ни. Я законы знаю, не маленький.
– Подготовился на все случаи жизни, – спокойно констатировала Настя. – Но я наркотиками не занимаюсь. Не мой профиль.
– А чего ж тогда? Вы мне больше ничего не шейте, на мне ничего нет.
– Уверен?
Парень вмиг стал агрессивным, глаза превратились в узкие щелки, из которых на Настю полыхнуло одновременно ненавистью и презрением.
– Не берите на понт. Я вас сюда не звал.
– Это верно, – покладисто согласилась она, решив не ссориться с Игорем. Трое здоровых парней под наркотическим дурманом – не та компания, с которой можно было позволить себе конфликтовать. – Я хочу поговорить с тобой об отце.
– У-у-у, опять благотворительность, – протянул он. – Чего ж вы не уйметесь никак? Все воспитываете меня, воспитываете, время вам девать некуда. Оставили бы вы меня в покое, а? И его заодно.
– Оставлю, – пообещала Настя. – Вот задам тебе несколько вопросов – и оставлю. Честное слово. И воспитывать не буду. Ну как, поговорим?
– Только недолго, – предупредил Игорь. – Мне уходить надо.
– Хорошо, я постараюсь недолго. Почему отец не хочет, чтобы ты жил с ним?
– Во спросили! – грубо расхохотался он. – Это я не хочу с ним жить, а не он со мной.
– Ты не понял. То, что ты не хочешь жить с отцом, я могу объяснить. Но ведь и он не хочет тебя видеть. Почему?
– А черт его знает, – махнул рукой Игорь. – Вбил себе в голову какую-то дурь. Кто его разберет?
– Какую именно дурь?