– Каким образом?
– Я знаю, к кому надо пойти и заплатить, чтобы сообщение из больницы в милицию не имело хода дальше. Все бумаги уничтожат, ни одного следа не останется. Мы все возьмем на себя, Володя, ты ни о чем не беспокойся. Подумай о том, как ты будешь страдать, если твой сын окажется в тюрьме.
– Хорошо, – бессильно прошептал Соловьев. – Сделайте это. И вот еще что, Гриша. У меня уже достаточно денег для того, чтобы купить жилье. Я не хочу больше жить с этим подонком. Пока я в больнице, займитесь поисками новой квартиры для меня.
– Может быть, дом? – оживился Автаев. – Сейчас на окраинах Москвы строят прелестные коттеджные городки, дом можно построить по индивидуальному проекту, чтобы в нем все было так, как удобно владельцу.
– Пусть будет дом, – равнодушно откликнулся Соловьев. – Мне все равно. А на первое время снимите для меня квартиру.
Автаев был первым посетителем, пришедшим к нему после того, как его перевели из послеоперационной палаты в общую. Когда на другой день явился сын, Соловьев сразу обратил внимание на новую дорогую одежду. Игорь рассказывал что-то совершенно невразумительное о найденных в почтовом ящике деньгах, и Владимир Александрович понял, что Автаев говорил правду. А уж когда сын заявил, что два дня назад украденный «дипломат» со всеми документами подбросили прямо к дверям квартиры, Соловьев больше не сомневался.
– Уйди, – сквозь зубы сказал он сыну. – И не смей сюда приходить. Я не хочу тебя видеть.
Сын молча пожал плечами и ушел, и это в глазах отца стало еще одним доказательством его вины.
Прошло еще несколько дней, и издатели устроили перевод Соловьева в хорошую платную клинику, где никто не знал, что его, избитого, привезли прямо с улицы, где он лежал в одноместной палате и получал еду, которая вполне могла соперничать с ресторанными блюдами…
* * *
– И теперь ты хочешь убедить меня в том, что мой сын ни в чем не виноват?
– Хочу. Потому что я знаю, кто все это устроил.
– Кто же?
– Твои друзья из «Шерхана».
– Ты с ума сошла! Как тебе такое могло в голову прийти?
– Пришло, как видишь. Сколько человек участвовали в нападении на тебя?
– Трое.
– Ты видел их лица?
– Смутно. Было темно.
– Жаль. Потому что фотографию одного из участников я могла бы тебе показать уже сейчас.
– Настя, то, что ты говоришь, нелепо.
– Ничуть. Один из нападавших смотрел твои бумаги, которые были в «дипломате». Уж не знаю, что он там искал, может быть, просто проявил любознательность, но он их вынул и положил на стол вместе со своими бумагами. Потом сложил обратно в «дипломат» и не заметил, как вместе с твоими документами в «дипломат» попали два маленьких листочка бумаги. С этого все и началось для меня. Я выяснила, что это за листочки, и нашла человека, которому они принадлежали. Знаешь, кто он такой? Двоюродный брат Вовчика Мешкова, личного телохранителя Кирилла Есипова. По совместительству – милиционер, сержант.
– Все равно это нелепость, – упрямо покачал головой Соловьев. – Зачем «Шерхану» это нужно было? Я не вижу причин. Более того, они компенсировали мне все украденные деньги, они из своего кармана давали взятки, чтобы откупиться от врачей и милиции и заставить всех молчать. Они пошли на такие огромные затраты, приложили такие усилия…
– Интересно, зачем? – осведомилась Настя. – Из любви к тебе?
– Они нормальные добрые ребята, они всегда хорошо ко мне относились, мы дружим. Что неестественного ты видишь в их бескорыстной помощи? Или ты настолько очерствела на своей милицейской работе, что всюду видишь только корысть и злой умысел? И в конце концов, зачем им нужно было ссорить меня с Игорем? Этому нет объяснения и быть не может.
– Ты хочешь меня обидеть? Не старайся. На своей милицейской работе я научилась не обижаться, даже когда ко мне бывают несправедливы. Ссорить тебя с сыном они не хотели, это было просто следствием того, что они сделали. Они не хотели, чтобы ты уехал за границу. И не хотели, чтобы нападением на тебя занималась милиция, иначе все могло вскрыться. Поэтому они решили свалить вину на Игоря и связать этим тебе руки. Как видишь, у них это получилось. С кем-нибудь другим, может быть, и не получилось бы, но тебя они хорошо знали, знали твой характер и были уверены, что в вину сына ты легко поверишь, ведь его поведение оставляло желать много лучшего. И еще одна деталь. О покойниках плохо не говорят, но ты вспомни, как твой помощник вдруг невзлюбил меня и привечал Марину. Шерхановцам не нужна чужая женщина рядом с тобой. Потому что чужая женщина может заставить тебя изменить твою жизнь. Например, уехать куда-нибудь. Или она начнет совать нос в твои дела и возьмет на себя твои отношения с издательством. Они не могли этого допустить. Кроме того, на подходе была Марина, и для нее нужно было расчистить пространство, а я мешала. Но хватит об этом. Послушай лучше историю про замечательного писателя Отори Митио, это тебя развлечет. И, может быть, после этого ты мне поверишь.
* * *
Он возненавидел Михаила Черкасова в тот самый день, когда увидел его на студенческом балу танцующим с Яной. Студенты инженерно-строительного института, где учился Якимов, устроили совместный новогодний вечер с Плехановским. Тогда Евгений впервые увидел Яну и понял, что должен чувствовать человек, сраженный наповал. Он всегда был веселым, компанейским парнем, активно ухаживал за девушками, но ничего подобного никогда не испытывал. Ноги делались ватными при одном только взгляде на нежное темноглазое лицо, дыхание останавливалось, руки тряслись. Он сделал попытку познакомиться с ней, Яна поболтала с ним несколько минут и умчалась танцевать с высоким рыхловатым длинноволосым парнем, на которого смотрела влюбленно и нежно. И таких приступов ревности у Якимова тоже никогда не было. Он просто сходил с ума.
Это было похоже на наваждение. Он не мог думать ни о чем, только о Яне. Она снилась ему, он слышал ее голос, он готов был узнать ее в каждой стройной черноволосой девушке на улице, в метро, в здании института. Он узнал, где она живет, и начал следить за ней. Вид Яны, идущей под руку с Черкасовым, обнимающейся с ним на трамвайной остановке, целующейся в темном зале кинотеатра, был болезненно невыносим.
Он стал худеть, таял на глазах, терял сон. Он ничего не мог с этим поделать. Многие его сокурсники на том новогоднем балу познакомились с девушками из Плехановского и стали с ними встречаться. От них-то и узнал Женя Якимов, как опозорил Яну отвратительный педераст Черкасов. И Женя кинулся на помощь.
Яна узнала его с трудом, она совсем не помнила студента-строителя, который пытался завязать с ней знакомство несколько месяцев назад. Она была мало похожа на ту девушку, которую он видел еще две недели назад с Черкасовым в Сокольниках, где они, взявшись за руки, прогуливали лекции. Она стала бледной, под глазами залегли огромные темные круги, речь стала замедленной, будто заторможенной. Женя повел ее в кафе, и, когда она, съев два кусочка шашлыка, бросилась в туалет, зажимая рот рукой, он все понял.