Единственной тучей, маячившей на ее безоблачном горизонте, оставался мистер Бьюкенен. Казалось, он преследовал ее по пятам и мистическим образом возникал перед ней, стоило ей лишь остановиться. Наконец, Доротея обратилась за советом к Ферди.
— Ради всего святого, как мне от него избавиться? — пожаловалась она, танцуя с Ферди котильон.
Молодой человек, хотя и сочувствовал ее затруднительному положению, не обладал язвительным умением Хейзелмера заставлять людей замолчать, поэтому не мог придумать волшебное средство, избавившее бы его протеже от назойливого мистера Бьюкенена.
— Не хотелось бы мне этого говорить, но он явно из тех людей, кто не понимает намеков. Вам нужно просто терпеливо ждать, пока он сам не устанет вас преследовать. — Тут его осенило. — А почему бы не попросить Хейзелмера с ним переговорить?
— Лорд Хейзелмер, скорее всего, лишь посмеется заявлению о преследующем меня мистере Бьюкенене. А мистера Бьюкенена подобный разговор раззадорит еще больше, — возразила Доротея.
В этот момент они с Доротеей разошлись в разные стороны, исполняя фигуру танца, так что она не видела выражение лица Ферди, который, раскрыв рот от удивления, недоверчиво качал головой. Он не мог представить, чтобы Хейзелмер поощрил кого-то преследовать Доротею, и менее всего злосчастного мистера Бьюкенена, который, судя по всему, являлся всего лишь беспринципным охотником за богатой невестой. Определенно кузену следовало им заняться.
Так как Хейзелмеру больше не нужно было маскировать свой интерес к Доротее, с другими девушками он не танцевал и провел большую часть вечера, беседуя с друзьями, знакомыми и многочисленными родственниками. Почувствовав, что кто-то похлопал его по плечу, он обернулся и, к вящему разочарованию, увидел свою старшую сестру, леди Марию Сетфорд. Зная, что она уже слышала о проявляемом им интересе к Доротее, он намеренно игнорировал все ее наводящие вопросы. Наконец, леди Сетфорд сдалась и посоветовала Хейзелмеру разыскать их другую сестру, леди Сьюзен Уилмот, которая находилась в одной из гостиных и тоже отчаянно желала с ним переговорить.
Хейзелмер смерил сестру взглядом, который, к счастью, она не сумела разгадать, и ушел от нее под предлогом того, что ему нужно увидеть мать.
Он и в самом деле прошел мимо леди Хейзелмер, которая была всецело поглощена разговором с Салли Джерси, и, задержавшись на мгновение, прошептал ей на ухо:
— Мама, ты всегда клялась, что не изменяла моему отцу, но поясни, ради всего святого, как тебе удалось произвести на свет таких дочерей, как Мария и Сьюзен?
Леди Джерси, услышав эти слова, разразилась смехом. Леди Хейзелмер, состроив сыну гримасу, поинтересовалась:
— Не хочешь же ты сказать, что они уже ударились в чтение проповедей?
— Уверен, что они бы с радостью стали это делать, просто еще не решили, будет ли это иметь смысл, — ответил ее непочтительный сын и, подмигнув ей, отправился дальше.
Как и Ферди, Хейзелмер ехал в Ричмонд-Хаус, погруженный в раздумья. Гнетущее состояние овладело им еще раньше, когда ему пришлось отказать себе в удовольствии поцеловать Доротею в парке. От природы Хейзелмер был человеком властным и, как подметила Доротея, привыкшим получать желаемое, поэтому необходимость сдерживать проявление собственной страсти была ему совсем не по душе. Он уже решил, что станет просить руки Доротеи только ближе к окончанию сезона, и вовсе не потому, что ему требовалось больше времени, чтобы завоевать ее сердце, и не потому, что страшился получить отказ. Просто, в отличие от Доротеи, маркиз был отлично осведомлен о царящих в свете нравах. Он не был до конца уверен в том, что она ответит согласием, поэтому приходилось принимать во внимание и возможность отказа.
Так как Хейзелмер ухаживал за Доротеей на виду у сплетников и любителей скандалов, подобный исход в разгар сезона поставил бы их обоих в невыносимое положение. И не только их одних. Леди Мерион, Фэншоу, Сесилия и Ферди тоже почувствовали бы себя крайне некомфортно.
Настроение Хейзелмера несколько улучшилось, когда он узнал, что и Фэншоу находится в схожей ситуации. И все же, будучи гораздо более беззаботным, чем Хейзелмер, Тони вряд ли считал общественные запреты совершенно невыносимыми. Сесилия же была еще слишком юна и не задумывалась о будущем, просто наслаждалась каждым мгновением настоящего. Доротея — другое дело. Хотя она никогда ни жестом, ни словом не поощряла маркиза, тем не менее сдержанно принимала его ухаживания, поэтому он проницательно рассудил, что, будучи старше и независимее, чем остальные дебютантки, она бы с большей охотой и готовностью разделила с ним радости плотской любви, с которыми он жаждал ее познакомить.
Из экипажа маркиз вышел в гораздо более благодушном настроении, чем садился в него, а стоило ему увидеть Доротею, входящую в бальный зал, как от уныния не осталось и следа.
Прогуливаясь по гостиным, Хейзелмер заметил леди Мерион, которая, сидя в укромном уголке, оживленно беседовала с леди Брессингтон. Маркиз остановился, чтобы сделать дамам комплимент по поводу их восхитительных новых toilette, за которым последовал привычный обмен любезностями.
Почувствовав приближение каких-то людей, он повернул голову, чтобы посмотреть, кто это, и перехватил отразившееся на лице леди Мерион раздраженное выражение. Причина была проста: к ним направлялись Герберт и Марджери, лорд и леди Дэрент.
Хейзелмер был представлен Герберту Дэренту много лет назад, когда тот впервые приехал в столицу. Герберт был на два года моложе маркиза, на голову ниже и не мог похвастаться хорошей осанкой, которую к тому же портил плохо скроенный фрак.
Не прошло и двух минут, как Хейзелмер в полной мере оценил решение леди Мерион взять внучек на свое попечение. Его пугала самая мысль о том, что Доротея и Сесилия, эти редкие жемчужины, дебютировали бы при поддержке нынешних лорда и леди Дэрент. Окинув Марджери Дэрент оценивающим взором, Хейзелмер решил, что она напрочь лишена и вкуса, и шарма, а ее суровые замечания о современных нравах в обществе, высказанные без поощрения со стороны кого-либо из присутствующих, и вовсе повергли его в ужас.
Леди Мерион была столь поражена появлением этой четы, что не могла вымолвить ни слова. Когда Герберт попытался вовлечь Хейзелмера в разговор о сельскохозяйственной продукции, она разгневалась еще больше. Слушая Герберта, который в действительности имел очень смутное представление о предмете беседы, но все же пытался поучать Хейзелмера, одного из крупнейших землевладельцев страны, хорошо разбирающегося в подобных вопросах, леди Мерион очень развеселилась и, поспешно раскрыв веер, спрятала лицо.
Она бросила сочувствующий взгляд на Хейзелмера, который ловко извинился за себя самого и леди Брессингтон, объяснив, что ее светлость желает отыскать свою дочь, а он обещал ей в этом помочь.
Уходя под руку с маркизом, Августа Брессингтон облегченно вздохнула:
— Благодарю вас, Марк. Если бы вы меня не спасли, я бы там надолго застряла. Бедняжка Гермиона! Что за ужасная парочка!