– Спина к спине, – взревел Иваныч.
Тарзан завалил его. Пес держал человека уже за плечо. Еще две собаки присоединились к Тарзану и набросились на Иваныча. Одна схватила мужчину за руку, а вторая попыталась вгрызться в горло. Обухов выстрелил, и уродливая псина отлетела к ногам Иваныча. Леха ударил Тарзана ногой. Пес рыкнул, на мгновение отпустил руку, но через секунду снова схватил.
Парни стреляли направо и налево, а собаки все бежали и бежали. Одна тварь схватила Обухова за голень, но как только он развернулся, собака сбежала. Сашка не стал тратить на нее пулю. Кто-то вскрикнул за спиной. Наверное, Толик. Точнее он не мог сказать – выстрелы, лай и крики отвлекали.
Обухов пнул еще одну собаку, в другую выстрелил – тут не до жалости. Застрелил еще одну, четвертая его укусила. Он готов был придушить тупую псину. Саша схватил ее за шкуру, поднял и бросил на приближающихся тварей. И только теперь понял, что что-то не так. Чего-то не хватало. Присутствия людей, например. Он не слышал больше выстрелов, и причиной вполне могло быть не отсутствие патронов. Причина могла быть самой печальной. Он остался со сворой один на один. Сашка вспомнил мультсериал «Маугли», серию о нападении на джунгли рыжих псов. Неиссякаемая лавина собак против… Острая боль пронзила правое запястье, и рука повисла под тяжестью собаки. Револьвер выстрелил и выпал. Сашка замахнулся левой рукой, и тут же в бок ему вцепилась еще одна тварь. Небольшая собачка, но ему от этого не стало легче. Собаки, терзающие его плоть, развернули Сашу, и он увидел кровавый пир. Собаки всех убили, а теперь пожирали свои трофеи. Но еще более жутким было то, что дворняги пожирали своих мертвых собратьев.
Саша попытался оторвать собаку от тела, но она присосалась, словно пиявка, и каждое движение причиняло боль. Обухов заревел. Третья собака схватила его за бедро, четвертая вцепилась в лодыжку. Сашка снова взревел. Его будто тянули к земле, заставляли встать на колени перед кем-то очень могущественным. Ноги подкосились, и Обухов упал сначала на колени, а потом завалился на бок, придавив собой одну из собак. Саша услышал вой. Страшный вой, от которого пробирало до костей. Обухов понял, что воет тот, для кого его оставили в живых. Сашка от боли плохо соображал, но смог понять, что эта могущественная тварь – вожак, не кто иной, как Тарзан. Саша почувствовал, что собаки отпустили его, но он даже не пошевелился. Вой подхватили, и он единым мощным звуком поднялся над пустырем.
Обухов на секунду пришел в себя, и последнее, что он увидел, были глаза «читающего пса» Тарзана.
* * *
Безбородов дернулся. Коньяк полился мимо фляжки. Он закрыл бутылку и поставил на стол.
– Миша, ты слышал?
– Последний, – прошептал Карташов.
– Они снова победили? – с надеждой на отрицательный ответ спросил Иван Андреевич.
– Да.
Безбородов усмехнулся, вытер со стола рукавом коньяк, закрутил на фляжке крышку и убрал в карман.
– Пойду посмотрю.
– Можешь не смотреть. Его там не будет.
– Почему?
– Потому что нельзя убить то, что умерло пятьдесят лет назад.
– Что ты несешь?!
– Да то, что пса с седым боком я разделал лично в сорок шестом, а шкуру выбросил там, на пустыре. Я не могу понять чего ему надо? Не за своей же шкурой он приходит?
– Нет. За нашими. Точнее, не за шкурами, а за мясом. Мы в сорок шестом съели его, теперь он хочет съесть нас.
– Бред. Ему ничего не стоило поймать нас за заводом или на том же пустыре. Мы делаем обход по несколько раз на дню. И ночью… – Карташова передернуло от одной только мысли, что тварь могла напасть на него в темноте. – Ему нужно от нас что-то другое.
– Тридцать, – произнес Иван Андреевич и глотнул из фляжки.
– Что тридцать? – не понял Карташов.
– Я говорю, мы с тобой освежевали и продали тридцать тушек.
– И что? При чем здесь количество собак, которых… Мы хотели есть. И люди, которым мы продавали мясо, тоже.
– И собаки сейчас тоже, – усмехнулся Безбородов.
Карташов посмотрел на своего зама.
– Ты хочешь сказать…
– Он бы убил нас давно, но мы, не осознавая этого, выбрали единственный верный путь. Мы поставляем собакам еду, как когда-то людям…
– Седой пес приводит сюда свору, чтобы накормить?
– Я очень на это надеюсь…
– Это по крайней мере не лишено смысла. Да, и это объясняет, почему мы еще живы.
– Мы поставщики. На, – Безбородов достал из стола какой-то бланк и пододвинул к начальнику охраны, – отнеси заявку в отдел кадров. Я думаю, нам понадобятся еще люди с разрешением на оружие.
Вы хотите начистоту? Ну что ж, давайте начистоту. Вам когда-нибудь хотелось плюнуть на все и перевернуть свою жизнь с ног на голову? Хотелось? Со мной было такое дважды.
Это сейчас я мускулистый и высокий. А тогда, в шестом классе средней школы, я был хлюпиком. Лохом, ботаном, по-моему, это так сейчас называется. Каждое утро у школы меня поджидал Мамонт. Сначала я думал, что его прозвище напрямую связано с внешностью. Для шестиклассника он был очень большим. Это и неудивительно, два года в четвертом классе, два в шестом. Копна волос и нос, свисающий над верхней губой, усиливали сходство переростка с доисторическим животным. Но когда я узнал его настоящее имя, все вопросы отпали. Мамонтом быть лучше, чем Серуном. Хе-хе. Антон Серунов – значилось в классном журнале. Иногда мне казалось, что его по фамилии даже учителя боялись называть.
Вот такой у нас Мамонт.
Каждое утро я оборачивался на окрик: «Эй, слюнтяй, греби сюда». Молча «подгребал» и лишался карманных денег. Лишался десяти копеек, как раз хватавших на коржик и стакан чая. Вы спросите, а почему мне просто было не обмануть хулигана и не сказать, что денег нет? Пару раз я так и сделал. Но Мамонт, несмотря на глупый вид, поразил меня своей сообразительностью.
– А ну, слюнтяй, попрыгай, – сказал он мне.
При первом же прыжке два медяка по пять копеек предательски стукнулись друг о друга. Негромко, но уши Мамонта уловили этот слабый звук. Он отвесил мне оплеуху и протянул вперед руку вверх ладонью, куда тут же упали мой коржик и стакан чая.
На следующий день я (похвалите меня за сообразительность) взял у мамы десять копеек одной монетой. После пяти минут подпрыгиваний Мамонт почесал свою шевелюру и обратился к своему приятелю, бегающему за ним тенью:
– Давай встряхнем.
Вот этого я никак не ожидал. Они подошли ко мне и перевернули вверх ногами. Две ириски «Золотой ключик», старый значок с изображение герба Харькова и десятикопеечная монетка упали к ногам Мамонта. Я едва не расплакался от обиды и злости. Они меня поставили на ноги, которые, надо признать, отказывались меня держать.