Большим и указательным пальцами Дельфина сдавила внутренние уголки своих темно-карих глаз. Чувствуя, что головная боль из-за напряжения все усиливается, она молилась, чтобы та не переросла в длительную мигрень. Такие приступы когда-то были проклятием ее жизни, хотя в течение некоторого времени она не страдала от мигреней в полную силу, что позволяло ей надеяться – и молиться, – что она сможет наконец избавиться от этого недуга. Положив авторучку и оттолкнув назад кресло, она встала из-за бюро. В глубокой задумчивости медленно подошла к окну.
Попав к себе в комнату после милостиво краткого полета на вертолете, она сразу переоделась в черные шерстяные штаны и лиловый свитер с V-образным вырезом, рукава которого поддернула до локтей, где мягкая ткань собралась в складки вокруг ее рук.
Ее жилье, будучи скорее компактным, чем тесным, с крошечной ванной, спальней и гостиной, размещалось на третьем этаже замка вместе с другими отремонтированными квартирами. Помимо бюро, в гостиной имелся комод красного дерева, на котором стояла настольная лампа с двумя одинаковыми ответвлениями и элегантными кремовыми абажурами. Несмотря на ремонт, в гостиной сохранился старый кирпичный камин с зеленым кожаным креслом у каминной решетки, сбоку от которой стоял набор черных викторианских утюгов, разогреваемых на огне. Одну стену занимал пейзажный принт. Скудость произведений искусства легко восполнялась живописным видом в раме окна – на море, которое обычно было великолепным, с волнами, безумно бьющимися о скалистую береговую линию под высокими отвесными утесами, с огромными безупречно белыми взрослыми олушами, бросающимися вниз мимо окна, или чуть меньше впечатляющими бакланами, нападающими на беспомощных жертв. В ясный день через залив Фёрт-оф-Клайд видны были смутные контуры острова Арран, но сегодня море было затянуто туманом. Но даже в этой туманной серости чудесный свежий и острый воздух, как правило, поднимал ей настроение, хотя сегодня она чувствовала странную слабость. Она предполагала, что это вызвано резким падением адреналина после почти смертельного инцидента, но теперь стала прикидывать, не сам ли замок Комрек тому виной. Скрестив на груди руки, она закрыла глаза, словно чтобы унять постепенно усиливающуюся головную боль, не допуская в себя дневной свет. Взамен этого ее переполнили обрывки воспоминаний о почти фатальной авиакатастрофе.
И она вспомнила человека, который крепко ее удерживал, чтобы в состоянии свободного падения ее не расшвыряло по всему салону, – он отказывался выпустить ее, пусть даже казалось неизбежным, что все они умрут.
Хотя она мало знала о Дэвиде Эше, он показался ей странным, непроницаемым человеком – что-то подобное она сразу почувствовала, когда устремила на него взгляд после того, как они с Петрой сели в самолет. Он, конечно, был привлекателен в своей мрачности и взъерошенности, но ее озадачивали его глаза: они были глубокого синего оттенка и представлялись… ну, преследуемыми, что ли, словно им приходилось видеть иррациональные, нелогичные события. Да, это были глаза, которые действительно видели призраков, их обременяли пугающие мысли о них. Психоанализ был бы интересен, если не сказать больше, но она чувствовала, что он хранит тайну, которой никогда не выдаст.
Глядя в окно, день за которым был омрачен облаками и туманом, Дельфина продолжала задаваться вопросами о сыщике-экстрасенсе. Ей хотелось узнать о нем больше, хотелось понять, почему Петра, будучи под воздействием психотропных препаратов, предостерегла его, что кому-то – кто бы они ни были – известно, что он прибывает, вероятно, в Комрек. Она… В дверь вдруг резко постучали, а затем она услышала свое имя.
– Дельфина, ты здесь? Можно войти?
Визит неожиданным не был, но именно этой встречи она боялась.
– Ты же знаешь, что дверь не заперта, Рейчел, – неохотно ответила психолог. По какой-то причине ни у одного из старомодных дверных замков на этом этаже не было ключей, чтобы запирать или отпирать их.
Открылась обитая панелями дверь, и в нее вошла Рейчел Кранц, старшая медсестра Комрека. Это была высокая женщина, и ее лицо с сильными чертами было красиво скорее мужской красотой. При определенном освещении ее длинные темно-рыжие волосы могли выглядеть как отполированная медь. Сегодня они были свободно увязаны на затылке, почти так же, как сейчас у Дельфины. На ней была безупречно белая туника ниже колен. Колготки у нее тоже были белыми, как и удобные туфли из мягкой кожи без каких-либо потертостей.
Рейчел быстро пересекла покрытый ковром пол, остановившись всего в двух футах от женщины-психолога, которая в испуге отстранилась на несколько дюймов, чтобы снова создать пространство между ними. Рейчел улыбнулась, как будто не заметив реакции, пристально глядя на Дельфину своими карими глазами, испещренными светло-коричневыми крапинками.
На мгновение Дельфине показалось, что высокая женщина готова заключить ее в объятия.
– Я беспокоилась о тебе, – сказала Рейчел, соблюдая дистанцию. – Услышала о проблеме с самолетом и боялась, не поранилась ли ты. Почему ты не разыскала меня, когда вы вернулись?
Ее неистовые ореховые глаза, казалось, что-то выискивали в сознании Дельфины, и психолог не в первый раз осознала, что немного пугается высокой медсестры. Тем не менее – и она ненавидела себя за осознание этого, – в Кранц было что-то бесспорно соблазнительное, даже для другой женщины.
– Я подумала, мы могли бы вместе пораньше пообедать. В столовой для сотрудников, если хочешь, а не в ресторане. – Дельфина часто предпочитала большую столовую, предназначенную для медсестер и рядовых сотрудников, более официальному обеденному залу в основной части замка, которым обычно пользовались руководители отделов и важные персоны Комрека. Важные клиенты также обедали в огромном круглом зале, хотя некоторые предпочитали питаться в одиночку в своих комфортабельных апартаментах, а других держали под замком ради безопасности окружающих и их самих.
– Мне надо записать еще несколько наблюдений касательно нашей новой клиентки, Петры Пендайн, пока они не выветрились из памяти, – ответила Дельфина.
– Что, на это уходит столько времени? – Вопрос прозвучал грубо и вызывающе.
– Я приняла душ и переоделась, прежде чем приступить к заметкам, так что мне действительно надо с ними разобраться.
Старшую медсестру это едва ли умиротворило, что и проявилось в ее тоне.
– Ну и как эта девица восприняла панику?
– Ну, она уже принимала гидрохлорид флуоксетина, и я дала ей одну таблетку клоназепама, когда забирала ее из дома сегодня утром, – спокойно сказала Дельфина, – но я уверена, что она принимала кокс или сканк [19] накануне вечером – в последнюю ночь свободы перед «заточением», как она любит это называть. Я также сделала ей укол лоразепама от шока в самолете.
– Она в курсе, что пробудет здесь очень долго, возможно, годы?