— А ты сам, наверное, с Севера? Говоришь ты не так, как в Миссисипи или Арканзасе.
— Нет, я из Техаса.
— Да ну? Далеко же отсюда до Техаса. Молодой Джим Нобл уехал туда около двух лет назад. Ты с ним, случаем, не пересекался?
— Думаю, нет.
— Нет, говоришь, — он внимательно рассматривал меня, его маленькие сонные глазки поблескивали из-под соломенной шляпы, — а не в фургоне ли Тома Литтла ты едешь? Мне знакома эта сломанная спица, да и лошади.
На мгновение кровь заледенела у меня в жилах, и я еле удержался от того, чтобы выхватить из-за пояса пистолет.
— Да, этот фургон принадлежал Литтлу, — спокойно ответил я, — и до сих пор принадлежит ему, только он одолжил мне его вчера. Полагаю, что когда я его верну, он снова будет принадлежать своему хозяину. Да, если бы я остался в этой стране, научившись управляться с ножом марки «Барлоу» [77] и жевать табак, то мог бы стать президентом.
— Это точно, — согласился он, — да только я впервые слышу, чтобы Том кому-нибудь хоть что-то одолжил.
— Дело в том, что я его двоюродный брат, — отрезал я, — так что мне он доверил фургон без проблем.
Тут я стегнул лошадей и повозка двинулась.
— Передавай ему привет, — раздалось у меня за спиной, — наверное, Литтл и показал тебе дорогу на Мемфис, раз уж ты по ней едешь.
Можете представить, как это меня добило. Когда мы отъехали достаточно далеко, я посоветовался с Касси, и она согласилась со мной, что нам надо двигаться как можно быстрее. Поскольку каждому бездельнику интересно, кто мы и куда едем, так что чем быстрее мы уберемся, тем будет лучше. Поэтому весь следующий день я не отдыхал сам и не давал отдыха лошадям. Наступившую ночь мы проспали и утром оставили фургон неподалеку от дынного поля, приказав негру, сторожившему его, присмотреть за нашей повозкой, и пешком прошли последнюю милю, отделяющую нас от Мемфиса.
Даже в те дни это был уже большой город, поскольку, наверное, половина хлопка всего мира проходила через него, но на мой предубежденный взгляд, он был словно полностью слеплен из грязи. Дождь начался еще на рассвете, и к тому времени, как мы карабкались по крутым улочкам, с трудом уворачиваясь от фургонов и дураков-прохожих, которые, казалось, и сами не знали, куда и зачем идут, то выглядели уже достаточно жалко. Но столпотворение, царившее вокруг, вместе с плохой погодой, лишь поднимали мне настроение, так как существенно уменьшали шансы на то, что кто-либо сможет нас узнать.
Все, что мне теперь оставалось сделать, это продать беглую рабыню и приготовить все для нашего исчезновения из этого города, не допустив просчета в планах. Как вы могли подумать, все это было достаточно просто для человека, обладающего способностями Флэши, и, должен вам признаться, эта уверенность вас бы не подвела. Однако мне интересно, многие ли из молодых людей в сегодняшнем цивилизованном двадцатом веке способны сделать нечто подобное, особенно если они находятся в стеснительных обстоятельствах, почти без гроша в кармане, в дырявых сапогах, одни в чужой стране, а все, чем они располагают, — хорошенькая мулатка, которая становится все более подавленной и нервной по мере осложнения обстановки. Тут уж требуется твердая хватка, — иначе душа уйдет в пятки.
Первым делом нужно было выяснить, когда состоятся следующие торги, и тут нам повезло, потому что аукцион должен был пройти этим же вечером, что означало для нас сделать свое дело и с Божьей помощью надеяться ускользнуть уже этой же ночью. Теперь необходимо разузнать насчет пароходов. Укрыв Касси от посторонних глаз на веранде одного из магазинов, я направился на пристань. Дождь лил так, что грядущий потоп мог бы напугать и самого Ноя, ветер также все усиливался, и к тому времени, как я добрался до офиса пароходной компании, я промок до самых печенок и был заляпан грязью с ног до головы. В довершение всех моих злоключений старик за окошком офиса, в старой грязной лоцманской фуражке, с абсолютно отсутствующим выражением лица, был глух как пень и страдал старческим маразмом. Когда я, превозмогая шум непогоды, проорал свой вопрос ему прямо в лицо, он лишь приложил руку к уху и ответил мне бессмысленной улыбкой.
— Будет ли пароход до Луисвилля сегодня ночью? — крикнул я.
— Что?
— Пароход в Луисвилль?
— Не слышу вас, мистер. Не могли бы вы говорить погромче?
Я потуже застегнул воротник и смахнул дождевые капли с глаз.
— Пароход в Луисвилль — сегодня ночью? — завопил я что есть мочи.
— Пароход куда?
— О, черт побери! ЛУИС! — Я набрал полные легкие воздуха и гаркнул: — ВИЛЛЬ! Пароход этой ночью?
Наконец-то он сообразил и закивал.
— Конечно, мистер. Новый «Миссури». Отходит в десять вечера.
Я через силу поблагодарил его и поплелся обратно в город. Теперь нужно было привести себя и Касси в как можно более респектабельный вид и заставить руки потрудиться, а сердца — временно умолкнуть. С первой частью мы относительно легко справились в задней комнате дешевых апартаментов, которые я снял на день. Мой лучший сюртук, которым мне замотали голову, когда увозили из Грейстоунза — настоящий подарок судьбы, так как в его подкладке были зашиты драгоценные бумаги Спринга, — был весь в грязи, но мы постарались его отчистить и обсудили завершающие детали нашего плана. Я весь исходил потом при мысли, как же Касси удастся ускользнуть от своего нового владельца, но как раз это ее не волновало. Что заставляло мою храбрую мулатку стучать зубами от страха, так это мысль о том, что придется идти в комнату для рабов и быть выставленной на торги, что было странно для меня, так как подобное уже случалось с ней раньше и не представляло особой опасности.
Она должна была сбежать той же ночью, вернуться в гостиницу, постучать в мое окно, которое находилось на первом этаже, и забраться в номер. К тому времени я должен был приготовить для нее новую одежду, и мы бы двинулись на пристань, а дальше — на борт «Миссури», под именем мистера и миссис Джеймс Б. Монтегю из Батон-Руж, путешествующих на север. В темноте все это должно было бы сойти запросто.
— Если я вдруг задержусь, жди, — твердила Касси, — я обязательно вернусь. Если я не приду до завтра, значит, я умерла, и ты можешь ехать, куда захочешь. До тех пор я полагаюсь на твое слово — ты же обещал, помнишь?
— Помню, помню, — уверял я ее, весь дрожа — Но что, если тебе не удастся убежать, что если тебя закуют в кандалы или что-то еще, что тогда?
— Этого не случится, — спокойно сказала она, — будь уверен, я смогу убежать. В этом нет ничего сложного, любой раб может это сделать. Но вот остаться свободным невозможно, если только у тебя нет заступника и помощника. А у меня есть ты.
В разное время меня называли всякими словами, но это было уже что-то новенькое. Если бы Касси знала меня получше, то, без сомнения, думала бы по-другому, но она была в отчаянии, а я — ее единственной надеждой. Согласитесь, это дьявольская западня для любой девушки. Я попытался несколько успокоить мой урчащий от страха желудок, и мы двинулись на невольничий рынок.