Дели пал — старик был в городе и там была страшная резня сагибов и их родственников. Был провозглашен король Дели, который сейчас правит всей Индией. Везде было одно и то же — Мирут, Барейли, Алигарх, Этавах, Майнпури (все это в округе сотни миль или около того), храбрецы-сипаи всюду торжествовали победу и скоро каждый крестьянин получит рупию и цыпленка. (Сенсация!) Сагибы попытались предательски напасть на туземных солдат в Агре, Канпуре и Лакноу, но, несомненно, во всех этих местах будет наведен порядок — два полка повстанцев с пушками прошли через эту самую деревню прошлой ночью, чтобы помочь своим братьям в Агре. Повсюду валяются мертвые сагибы, так что скоро их вообще не останется. Бомбей восстал, афганские воины потоком вливаются с севера, провозглашен великий мусульманский джихад. Форты проклятых гора-логов берут один за другим, после чего следует грандиозная резня. Несомненно, я внес в эту борьбу и свой вклад? — великолепно, тогда меня обязательно вознаградят троном наваба, [142] сокровищами и целой охапкой любвеобильных женщин. Меньшего я не заслуживаю, ведь я воин Третьего кавалерийского! Отличные бойцы — сам он тридцать один год прослужил в полку бомбейских саперов, правда, лишь жалкие нашивки наика украшают его пиншун — да-а-а, но теперь настали другие времена — коварный и продажный Сиркар изгнан навсегда…
Часть его новостей, конечно же, была полной ерундой, но я не мог судить, насколько большой была эта часть, и не сомневался в его информации о местных мятежниках. Возможно, я слишком охотно поверил его россказням о вторжении афганцев и пожарах в Бомбее — но вспомните, что я уже видел не менее невероятные вещи в Мируте — так что теперь все казалось возможным. В конце концов, в Индии на полсотни сипаев приходился лишь один британский солдат, не говоря уже о бандитах, разбойниках из пограничья, базарных грабителях и прочих. Господь милосердный, если уж пожар разгорелся, то почему бы ему было не проглотить все британские гарнизоны, городки и поселки от Хайбера до Коромандельского побережья? И мятеж будет расширяться — остолбенело сидя на своей чарпаи, я не сомневался в этом.
Можете считать, что это были мысли труса, но, благодарение небесам, по другому мыслить я не умел — по крайней мере, так всегда можно подготовить себя к худшему. А что могло быть хуже моего теперешнего положения, торчать прямо в центре бури? Проклятие, почему изо всех мест, чтобы спрятаться, меня угораздило выбрать именно Мирут?! Как теперь выбраться отсюда? Моя туземная маскировка оказалась достаточно надежной, но не могу же я всю оставшуюся жизнь скитаться по Индии в образе черномазого? Мне нужно найти британский гарнизон — крупный и безопасный. Канпур? Но, похоже, огонь мятежа охватил уже всю долину Ганга. На севере также ничего хорошего, Дели пал и Агра теперь на краю гибели. Юг? Гвалиор? Джханси? Индор? Я поймал себя на том, что бормочу эти названия вслух и все чаще произношу — Джханси, Джханси!
Учтите, что к тому времени я уже был в своем обычном состоянии исключительного малодушия, да к тому же еще плохо соображал — результаты ранения и шока, которые я пережил. Иначе я бы никогда даже и не мечтал о Джханси, до которого было добрых двести пятьдесят миль. Но в Джханси был Ильдерим, и если в этом ужасном мире можно было чему-нибудь верить — так это его обещанию, ждать меня у храма Буйвола. В Джханси должно быть безопасно — черт побери, я же провел несколько недель с их правительницей в цивилизованных беседах и любовных намеках; она прелестная, восхитительная девушка и твердо держит свое княжество в руках, не так ли? Да, выбор Джханси был сумасшествием — и теперь я знаю это, но тогда в моем болезненно-лихорадочном состоянии он казался единственно возможным.
Так что я двинулся на юг, по большей части разговаривая сам с собой и заезжая только в самые глухие деревеньки по пути, чтобы запастись провиантом. Я не разводил особых церемоний, а просто вытягивал мой кольт, пинками разгонял жалких обитателей хижин и брал все, что мне было нужно, — никогда я еще не был столь благодарен публичной английской школе за то, что она воспитала меня таким. Может, мне и не повезло, но пока я ехал все дальше на юг, мимо Кхурджа, Хатраса и Фирозабада, перебирался через реку и скакал мимо Гохада к границе Джханси, все, что я видел, лишь подтверждало мои худшие предположения. Несколько раз мне приходилось скрываться в зарослях, чтобы не попасть на глаза бандам сипаев — но все же это тоже оказались бунтовщики, судя по их неряшливому виду и по тому, как они болтали на марше. Теперь я знал, что по дороге оставались еще городки и станции, которые удерживали британцы, и даже кое-где в округе рыскали отряды нашей кавалерии, но я старался не попадаться у них на пути. Все что я видел — это были следы Смерти — сожженные бунгало, разоренные деревни, раздувшиеся от жары тела мертвецов, полуобъеденные стервятниками и шакалами. Помню один маленький садик за хорошеньким домиком и три скелета в траве — полагаю, дочиста обглоданные муравьями. Два были большие, а один, по-видимому, принадлежал ребенку. Тут и там на горизонте или над деревьями появлялись дымки и толпы жителей текли по дорогам, волоча на себе свои жалкие пожитки. Тогда мне все это казалось концом света, и, если вы знаете Индию, то должны были бы ощутить то же самое — представьте что-либо подобное в Кенте или Хэмпшире — и вы поймете мои чувства.
К счастью, благодаря моему тогдашнему состоянию воспоминания об этом путешествии не слишком ясны; они не были такими до того самого утра, когда я спустился с низких холмов, окружавших Джханси и увидел в отдалении скалу, увенчанную фортом, которая нависала над городом. Тут у меня в мозгу настало некоторое просветление — сидя на пони, я вдруг вспомнил все, что я сделал и почему я здесь. И тут мне показалось, что я, в конце концов, все сделал правильно. Вокруг все выглядело достаточно мирно, хотя с этого конца города я еще не мог рассмотреть британский квартал. Я решил прилечь где-нибудь до вечера, а затем проскользнуть в храм Буйвола, который располагался рядом с Джокан-багом — садом, окруженным целым выводком храмов, неподалеку от города. Если посланца Ильдерима не будет здесь к заходу солнца, я разведаю, как обстоят дела в британском квартале, и если там все благополучно, то поеду туда и представлюсь Скину.
Солнце скатывалось все ниже, а тени становились длиннее, когда я объехал лес, в котором притаился павильон Лакшмибай. «Кто знает, — подумал я, — может мы скоро снова станцуем там с ней, но уже под другую музыку», — и спустился к храму Буйвола уже в сумраке. Подходя, я не заметил ни единой живой души, но уже издалека меня поприветствовал сигнал горна. Несколько воспрянув духом, я двинулся вперед, к развалинам храма, но тут кто-то в тени громко прищелкнул языком и я резко натянул поводья.
— Кто здесь? — спросил я, нащупывая кольт.
Навстречу мне вышел человек, подняв руки, чтобы показать, что в них нет оружия. Это был пуштун в шапке со значком черепа, легкой куртке и прочем; когда он поравнялся с головой пони, я узнал совара, который отдал мне свою одежду и лошадь, когда я покидал Джханси — Рафика Тамвара.
— Флэшмен-хузур, — прошептал он тихо. — Ильдерим сказал, что вы придете.