— Я так рад, что тебе все-таки удалось выбраться, Флэшмен, и я… мне чертовски жаль, что тогда пришлось покинуть тебя, старина.
— Да уж, — заметил я, — полагаю, казаки были того же мнения.
— Я… Я надеюсь, то есть я имею в виду, что они… не обошлись с тобой слишком плохо, что они… — К моему живейшему удовольствию, по его лицу проскользнула гримаса откровенного ужаса: — Знаешь, это навсегда останется на моей совести… то, что случилось.
Уайтинг при этом обратил глаза к потолку, Томпсон нахмурился, а хорошенькая Белла прервала чтение, прислушиваясь.
— Да ладно, — сказал я, помолчав с минуту, — теперь-то, знаешь ли, уже все равно. — Я искоса взглянул на него. — Не бери этого в голову, юный Скороход. Зато если дело дойдет до худшего здесь, я тебя не брошу.
Ист вздрогнул, как от удара; он побелел, как мел, судорожно сглотнул, затем повернулся на каблуках и почти выбежал прочь. Уайтинг воскликнул: «Боже правый!», а Томпсон недоверчиво спросил: «Я не ошибся? Так он действительно смылся, бросил вас — спасая свою шкуру?»
— Что? Что вы такое говорите? — проворчал я, нахмурившись. — Да ладно, это слишком сильно сказано. Никакой пользы не было бы в том, если бы нас обоих схватили, отправили в каземат и… — я замолчал, прикусив губу. — Это просто бы означало, что казаки схватили бы двоих вместо одного, чтобы… поиграть с нами, не так ли? Но это лишь удвоило бы шансы на то, что один из нас сломается и выдаст все, что они хотели узнать. Вот почему я был не против, чтобы он спасся… Видите ли, я знал, что себе-то могу доверять. Но Боже, о чем это я болтаю? Все это в прошлом, — и я браво улыбнулся им. — Этот молодой Ист — хороший парень; знаете, мы с ним вместе учились в школе.
Я похромал прочь, предоставив им обсуждать все произошедшее, если на то будет охота, но позже этим же вечером Томпсон навестил меня на моем месте на валу и, не говоря ни слова, пожал мне руку, а затем, покусывая губку, появилась Белла Блэр, быстро поцеловала меня в щеку и исчезла. Любопытно, насколько можно поднять свою репутацию и уронить чужую, стоит только вовремя сказать несколько осторожных слов — и это было меньшее, чем я мог отплатить этому благочестивому ублюдку Исту. Хорошенькую же ночку предстояло ему провести, терзаясь между мной и угрызениями совести, взращенной благочестивым Арнольдом.
Сам я тоже спал не слишком хорошо. Миска жаркого из конины с пригоршней муки вряд ли сможет удовлетворить ваш аппетит, особенно если вас терзают все ужасы создавшегося положения. Некоторое время я даже поигрался было с идеей вновь напялить лохмотья пуштуна (с которыми я расстался, облачившись в рубаху и армейские бриджи) — и несмотря на свою хромоту скользнуть через бруствер и попробовать спастись. Однако мысль о том, что меня могут схватить панди, заставила меня отказаться от этого намерения. Так что я лежал, весь дрожа, слушая отдаленный треск выстрелов снайперов-бунтовщиков и удары пуль, которые время от времени падали неподалеку, мучаясь жаждой и голодными спазмами. Должно быть, мне все же удалось задремать, так как я был разбужен дикой суетой вокруг, в то время как громкий голос ревел: «Готовься! Готовься! Подносчики патронов, сюда!» Запел горн и вдоль вала разнеслись слова команд — парень рядом со мной лихорадочно забивал заряд, и когда я поинтересовался, какого черта тут происходит, он только ткнул пальцем за насыпь и предложил мне посмотреть самому.
В предрассветном сумраке по открытой площадке майдана, раскинувшегося перед артиллерийскими позициями мятежников, двигались массы людей — сотни воинов. Я заметил длинные ряды кавалеристов в белых накидках, видневшиеся сквозь дымку, а за эскадронами мелькали красные мундиры и белые бриджи туземной пехоты. Как раз, когда я выглянул через бруствер, мелькнула вспышка пушечного выстрела и раздался звук разрыва, за которым последовал треск выстрелов и грохот нескольких взрывов из казарм у нас за спиной. Туча пыли и битого камня поднялись от стен казармы, сопровождаемые воем, проклятьями и хором детских голосов. Забил большой барабан, прибежали подносчики патронов — это были в основном британцы-штатские, среди которых было даже несколько женщин и бхисти, [153] затем появился и Уилер собственной персоной, вместе с Муром, раздавая приказы, а за спиной у них на крыше казармы величаво поднялся и заплескался на влажном, горячем ветру потрепанный и простреленный «Юнион Джек».
— Они походят, вжарь по ним! — крикнул человек, стоящий рядом со мной. — Гляди-ка, вон Пятьдесят шестой полк — мадрасские фузилеры. И бенгальская кавалерия также — мне ли не знать их! Это же мои собственные парни, проклятые мерзавцы — и где! Ну что ж, ребята, ваш ротмистр ждет вас! — и он поднял свою винтовку. — Я задам вам побольше перцу, чем раньше в конюшнях.
Пушки панди теперь гремели во всю мочь, а пули свистали над головой. Я возился с револьвером, набивая барабан патронами; по ту сторону бруствера раздалась серия сильных ударов и Уилер прокричал:
— Смотрите, чтобы каждый ствол был заряжен! Подносчикам быть наготове со свежими зарядами! По три винтовки на каждого человека! Отлично, Делафосс! Мур, отзовите половину людей с южной стороны — ну же, быстрей! Пусть пожарные расчеты приготовятся! Сержант Грейди, я хочу, чтобы санитары с бинтами стояли на парапете через каждые десять ярдов!
Его едва можно было расслышать сквозь гул вражеских выстрелов, стук пуль и грохот падающих ядер. Все пространство между стеной и казармами бурлило облачками пыли, поднимаемыми выстрелами, а мы, вжимая головы в землю, лежали у самого бруствера. Кто-то, скорчившись, быстро протиснулся ко мне и положил на землю рядом два заряженных мушкета — к моему удивлению, я узнал Беллу Блэр. Толстый бабу, [154] которого я видел прошлой ночью, так же подал мушкет ротмистру, а заряжающим у парня по другую сторону от меня был очень хрупкий, на вид пожилой штатский, в пыльнике и шапочке для крикета. Они устроились позади нас. Белла была бледна как смерть, но все же улыбалась мне, то и дело откидывая волосы с глаз; помнится, на ней было желтое коленкоровое платье, а на лбу повязана лента.
«Всем приготовиться!» — орал Уилер. Он единственный остался стоять; изможденный, с обнаженной головой и разметавшимися по щекам седыми волосами. В одной руке у него был револьвер, а в другой — сабля, конец которой он упер в землю. «Мастерс — я хочу, чтобы выдали по порции муки и чашке воды каждому…»
Ужасающий залп унес остатки его фразы; казалось, все укрепление содрогнулось, когда ядра ударили в него, выбивая столбы едкой пыли из стен бараков. Дальше на валу кто-то тонко застонал от боли, потом позвали санитаров, облако пыли покрыло нас, а затем и шум начал куда-то отступать, даже крики сменились едва слышным хныканьем и тут же наступила странная, жуткая тишина.
«Всем приготовиться!» — это опять произнес Уилер, уже спокойнее: «Стрелки — на парапет! Не стрелять без моей команды! Спокойнее!»
Я взглянул поверх бруствера. На майдане повисла тишина, которую неожиданно пронзил резкий звук трубы. Враг стоял перед нами — ряды пехоты в красных мундирах в открытом строю, впереди разрушенных строений, а перед ними — эскадроны конницы, с полдюжины из которых значительно выдвинулись вперед. Где-то на валу треснул мушкетный выстрел и Уилер крикнул: