Что меня поражает, так то, как близко принимают люди это к сердцу — а чего другого можно ожидать на войне? Ведь ее ведут не миссионеры или эти малые из либеральных клубов — самодовольные и всем обеспеченные. И что больше всего удивляет — как меняются взгляды на эти вещи в угоду моде. Ведь долгие годы после Канпура любые враждебные действия против индусов — мятежников или нет — считались лишь справедливой местью, и ничто не могло быть для них слишком суровой карой. Сегодня же все переменилось, и даже знаменитые писатели кричат: «Позор!» и считают, что ничто не оправдывало столь ужасного возмездия, какое принес Нейл, и что мы гораздо более виноваты, чем эти черномазые. Почему? Потому что мы — христиане и с нас больше спрос? Потому что в Англии всегда найдется огромная толпа шумных всезнаек, готовых оправдывать поведение наших врагов и рвать на себе волосы в благоговейном ужасе, сокрушаясь о нашем собственном поведении. Не могу понять, почему наши грехи всегда должны быть более тяжкими — а что касается Канпура, то мне не кажется более жестоким, если один, подобно Нейлу, убивает из мести, а другой — из жестокости, как Нана; по крайней мере первое более понятно.
Правда, конечно же, состояла в том, что обе стороны боялись. Взбунтовавшиеся панди боялись наказания и дали волю своей природной кровожадности — в глубине души все они жестокие ублюдки. А наши люди испытывали всепоглощающий страх и ужасы Канпура также выпустили на свободу их кровожадные инстинкты — дайте только им несколько хорошо подобранных текстов про месть и гнев Господень и они с охотой примутся за дело — как я уже отмечал на примере головорезов Роуботема, нет более жестокого создания, чем христианин, уверенный в своей правоте. За исключением, возможно, черномазого, выпущенного на волю.
Так что видите, какое милое лето было в тот год в долине Ганга — я с моими четырьмя товарищами поняли это, когда Дирибиджа Сингх наконец под охраной переправил нас из своего форта обратно в Канпур, который к тому времени вновь отбил генерал Хэйвлок. Я не видал старого Живодера с тех пор, как он вздыхая стоял у моей постели в Аллахабаде пятнадцать лет назад. Надо сказать, время не изменило его к лучшему: со своими унылыми бакенбардами и безумными глазами бладхаунда он по-прежнему выглядел как загинающийся от диареи Эйб Линкольн. Когда я рассказывал Хэйвлоку свою историю, он выслушал все в молчании, а затем схватил меня за запястье своей большой костлявой ручищей и, поставив меня на колени, сам стал рядом и возблагодарил Создателя за то, что он в своей безграничной милости вновь соизволил вытащить Флэша из очередной мясорубки.
— Щит правды Его защитил вас, Флэшмен! — воскликнул старый святоша. — Не та ли длань, что ранее спасла вас из когтей медведя в Кабуле и из пасти льва в Балаклаве, избавила ныне от рук филистимян в Канпуре?
— От всей души аминь — торжественно произнес я.
Однако стоило мне рассказать Хэйвлок о своем секретном задании — про Палмерстона и для чего именно я прибыл в Индию, предположив, не будет ли теперь разумным сразу отправиться домой, — он лишь покачал своей огромной головой, похожей на крышку гроба.
— Это невозможно, — твердо сказал он. — Пусть эта ваша миссия и закончена, но нам сейчас нужны любые свободные руки за плугом. Судьба всей этой страны висит на волоске и я не могу отказаться от помощи такого опытного солдата, как вы. Перед нами большая работа по очистке этой земли и умов от плевел мятежа, — продолжал Хэйвлок, и видно было, как священный огонь разгорается в его глазах, так что он едва справляется с переполняющей его страстью. — Я беру вас в свой штаб, Флэшмен — нет сэр, можете меня не благодарить; я на этом выиграю больше, чем вы.
Тут я готов был с ним согласиться, тем более что знал, что спорить с такими, как Хэйвлок, бесполезно — а пока я раздумывал, что же ответить, он успел подписать еще несколько приказов о повешении очередных бунтовщиков, одновременно диктуя резкое письмо Нейлу и рыча что-то своему адъютанту; будьте уверены — этот старый любитель Евангелия в те дни был занят под завязку.
Так что вот куда я попал, хотя могло быть и хуже. Я практически не имел надежды на то, что меня отправят домой — ни один из высших командиров, находящихся в здравом уме, не станет разбрасываться такими людьми, как знаменитый Гарри Флэшмен, тем более, когда на носу серьезная кампания, а уж если я обречен оставаться здесь, то лучше провести это время под крылышком Хэйвлока, нежели кого-то еще. Видите ли, он был отличным солдатом и в своем роде таким же хитрым, как и Кэмпбелл; там где командовал Гробокопатель, «Юнион Джеку» не грозила новая резня.
Итак, я устроился адъютантом Хэйвлока по разведке — настоящий счастливый билет, чтобы обеспечить себе безопасность, но если вас интересуют подробности наших с ним путешествий, то вам придется обратиться к моей официальной истории, «Дни и странствия солдата» (в трех очень мило отделанных марроканской кожей томах, по две гинеи штука или пять гиней за весь комплект. При этом у вас могут возникнуть проблемы с третьим томом, поскольку большая часть его тиража была изъята, а позже сожжена по приговору суда, после того как этот уайт-чепельский хорек Д'Израэли по совету одного из своих подхалимов подал на меня в суд за разглашение криминальной информации. Акции Суэцкого канала, слыхали? Но я еще полью имя этого ублюдка грязью, попомните мои слова. Правда всегда выходит наружу.).
Так или иначе, дело в том, что мой теперешний рассказ не вполне совпадает с общепринятой историей Великого мятежа — хотя поневоле пришлось в нем основательно отметиться — особенно касательно этой сумасшедшей миссии в Джханси и очаровательной Лакшмибай. Тем более что мои дела с принцессой были не закончены — что бы по этому поводу ни думал Хэйвлок и как бы мало я ни догадывался об этом сам — ибо все дальнейшее развитие мятежа было лишь дорогой, которая вела меня обратно к рани, а заодно — к ужасному финалу всех этих приключений в Джханси и пушкам Гвалиора, о чем я теперь и собираюсь поведать.
Между тем я коротко расскажу вам, что случилось в течение нескольких последующих месяцев после того, как я присоединился к Хэйвлоку в Канпуре. Сперва отовсюду поступали лишь чертовски дурные вести: восстание продолжало расширяться, Нана-сагибу удалось бежать после падения Канпура и он продолжил разжигать мятеж в глубине страны, панди все еще удерживали Дели, а наши войска пытались его взять, а у Хэйвлока в Каунрупе не хватало сил и средств, чтобы деблокировать Лукнау, который находился всего лишь в сорока милях, и где был заперт гарнизон Лоуренса. Он пытался это сделать несколько раз, однако обнаружилось, что, несмотря на неумение повстанцев грамотно использовать свое численное преимущество, в обороне они сражались весьма стойко, чего никто не мог предположить. Так что прежде чем пройти первые десять миль, Хэйвлок уже получил несколько чувствительных ударов и вынужден был откатиться. Еще больше осложнило обстановку то, что авангард Ллойда был отрезан при Арахе и ни одна живая душа в Калькутте понятия не имела об общей стратегии. Говорили, что этот клоун Каннинг мог лишь пускать ветры со страха и ни одного разумного приказа от него было не дождаться.
Впрочем, меня это особо не огорчало. Во-первых, я хорошо устроился в штаб-квартире Канпура, занимаясь бурным бандо-бастом [166] сбора информации от наших шпионов и передачей ее выжимок Хэйвлоку (работа в разведке — что семечки для меня, если только при этом мне не приходится отрываться от постели, бутылки, сытного завтрака и рисковать своей шкурой в сомнительных предприятиях). А во-вторых, я чувствовал, что обстановка меняется в нашу пользу; после того как бурный поток первых успехов панди исчерпался, конец мог быть только один, к тому же старина Кэмпбелл, который лучше всех генералов подходил для этого дела, прибыл, чтобы занять пост главнокомандующего.