– Ты место выбрал? – издали крикнул он.
– Ну да. Там, ближе к Дому Совета, выемка есть. По-моему, самое оно…
– Ладно, сойдет. Мы сейчас перевезем ворот туда, к утру соберем, опробуем, а ты делай клеть и канаты ищи. Борчик сказал – завтра в обед все должно работать.
– Как – в обед? Они же три дня давали…
– Какие, шайсе, три дня! Забудь. Свободники вышли на равнину. Все очень серьезно, Клим. Ты понял?
Я понял. Молча кивнув, развернулся и рысью помчался туда, где Цендорж дрессировал новобранцев…
Дальнейшее слилось в калейдоскопическую мешанину людей и событий: самодовольный, растолстевший Рахматулло, похожий на восточного набоба; темные ангары складов, занимающие все пространство от Безымянки до пустошей на месте вырубленного леса; мои юные подчиненные, волокущие бухты канатов, бревна и доски; Цендорж с палкой в руках, подгоняющий их; арбайтеры Шерхеля, облепившие повозки с частями ворота; грохот парового трактора, волокущего станину ворота; крики, ругань, спешка, суета…
Давно перевалило за полночь, уже и Аконит выполз из-за темной кромки гор, когда я скомандовал:
– Все, бойцы! На сегодня достаточно. Завтра на рассвете продолжим.
Несмотря на усталость, взвод построился весьма споро, и Цендорж повел его в заводские казармы. У полусобранного ворота встала охрана из безопасников. Почему-то я совсем не удивился, увидев, что все они облачены в новые чешуйчатые доспехи. Когда формальности были соблюдены и их командир, полузнакомый мне коренастый сириец, уселся у костра, я, отчего-то презирая себя, пошел в поселок разыскивать жилище семьи Киприади.
Меня встретили пустые улицы, залитые призрачным светом Аконита, и распахнутые двери домов. Люди ушли, и в их обиталищах поселились тишина и мрак. Временами мне казалось, что этот мрак шевелится, ползет, обволакивает меня, пытается поглотить, но чего-то боится – и отступает, заслышав скрежет камней под подошвами моих ботинок.
Медея сидела на крыльце, обхватив голые колени руками. Ночь стояла теплая, как и всегда в это время года, и девушка не стала утруждать себя выбором нарядов, накинув лишь длинную белую рубашку, похожую и на подвенечное платье, и на саван.
Я остановился в нескольких шагах, поздоровался.
– Пришел, – тихо произнесла Медея. – Пожалел…
Мне и в самом деле было жаль ее – одинокую маленькую женщину, сидящую на пороге пустого дома посреди пустого поселка, выстроенного на пустой планете, летящей через великую пустоту в неизвестность.
Присев рядом, я обнял Медею за теплые плечи и молча поцеловал завиток волос на виске. Она повернула голову. В ее глазах жил все тот же мрак, что затопил собой все вокруг.
Мы поднялись и пошли в дом. Медея не стала зажигать лампу, села на краешек кровати, спросила:
– Есть будешь?
– Нет. Ты знаешь, я…
– Иди сюда. Не надо ничего говорить. Нас ждут страшные дни…
Когда я сел рядом, она рывком сняла через голову рубашку и прижалась ко мне. Мрак обрушился на нас, затопил своей непроглядной плотью все вокруг – и остались только мы, единственные во Вселенной…
Ворот собран и запущен. Работает очень шумно, при перевозке пробили трубу, и теперь черный дым из дыры низко стелется над плато, пятная наши лица сажей.
С клетью хуже. Если бы не помощь людей Шерхеля, мы бы не смогли ее сделать. Весь остаток дня ушел на размотку канатов. Завтра будем делать пробный спуск.
С Перевала приходят тревожные вести – на горизонте замечены разведывательные разъезды врага. Акка лично приказала отправить батальон под командованием Мелеха Хаддама и один из бронепоездов в номерной поселок, отстоящий от перевала на сорок километров. Этот полк и орудия бронепоезда должны прикрывать людей, работающих на разборе меднодорожного пути. По мне – так они занимаются бессмысленным делом. Если мы победим (что при нынешней организации обороны и настрое людей представляется мне маловероятным), то дорога понадобится, если нет – свободники все равно захватят весь снятый металл и быстро восстановят пути. Кроме того, дробить наши силы не самое верное решение – батальон Хаддама может попасть в окружение.
Вечером выяснилось, что батальон «Горгона», в котором служит Медея, переведен на казарменное положение и дислоцируется на Перевале, в той самой Южной башне.
Я не пошел туда. Представил себя, топчущегося с цветами у ворот башни, любопытные взгляды из бойниц, хихикающих часовых и – не пошел.
Спустили клеть. Подняли. При этом историческом событии присутствовал Борчик и седой араб из Комитета общественной безопасности, что выдавал мне документы. Как-то не очень понимаю повышенный интерес отцов-командиров к Обрыву и нашему подъемнику.
После успешных испытаний вниз «прокатились» пятеро добровольцев. Говорят – внизу густой кустарник, не пройти. Отправил туда почти весь взвод под командой Цендоржа, с топорами и лопатами – пусть расчищают площадку и прорубают тропу.
С Обрыва людей внизу почти не видно. Высота завораживает. Кажется, что ты стоишь на краю мира, а там, двумя километрами ниже, совсем другая планета, может быть, даже Земля…
Впрочем, на этих равнинах под Обрывом наши колонисты уже бывали, и не раз. Там тоже есть прыгуны, встречаются стайные хищники, рыжие, похожие на бесхвостых лисиц, есть другие животные и очень много птиц.
Если идти по равнине от Обрыва на север, то примерно через двести пятьдесят километров упрешься в океан. Мне рассказали, что год с лишним назад на побережье обосновались несколько сотен семей, поселившихся в трех отстоящих друг от друга на небольшом расстоянии деревнях. Эти деревни и есть наша цель.
Вечером подняли ребят наверх. Все выглядят очень уставшими, но Цендорж доложил, что задание выполнено и теперь все готово. Стало быть, завтра мы покинем плато и уйдем на север.
Утром в Горную республику отбывает Сокол. По этому поводу Акка провела короткое совещание, на котором еще раз огласила нашу доктрину на ближайшее время: мы тут держимся не менее двух-трех месяцев, а они там, за горами, готовят армию и не позднее апреля выходят в тыл свободникам, окружают их и прижимают к Перевалу. После разгрома основных сил противника наши победоносные (она так и сказала – «победоносные»!) войска идут на запад, штурмовать логово императора Сычева.
Проход в горах должен быть взорван только в случае явной угрозы прорыва свободников через Перевал. Шерхелю надлежит все время осады вести бесперебойное производство оружия, доспехов и обеспечивать их отправку в Горную республику. Вот, собственно, и все.
Потом последовало некое количество бла-бла-бла со стороны нашего командующего Борчика, блиц-банкет, на котором Акка подчеркнуто не смотрела в мою сторону, а Зигфрид сидел мрачнее тучи. Наконец, члены Сокола и служащие министерств и департаментов погрузились на повозки, и кортеж, надо сказать, весьма и весьма многолюдный, двинулся на юг, к горам.