Лускус вытаращил на меня свой единственный глаз так, что казалось – он сейчас лопнет. От изумления он некоторое время не мог ничего сказать, потом покачнулся, отвернул голову, затрясся…
Я еще никогда не видел этого человека в таком состоянии и, несмотря на жар и слабость, даже сел и вытянул руку, пытаясь помочь ему.
– А-а-а-ха-ха-ха! – заорал вдруг Лускус, поворачиваясь. Я отпрянул – одноглазый хохотал! Он смеялся самозабвенно, со слезами и всхлипами, тряся головой и раскачиваясь всем телом. В наш отсек заглянули трое стэлменов с винтовками наготове, но Лускус только замахал на них руками – идите, мол. – Ой, я дурень! Ой, идиот! – прорывалось у него между приступами хохота. Я несколько успокоился и снова лег. Откинув пленку, к нам невозмутимо вплыла пожилая толстуха, вся в черном, с огромным носом, покрытым шрамовыми рисунками. Поклонившись всхлипывающему Лускусу, она поставила поднос с каменным кувшином, каменными же тяжелыми кубками и молча удалилась.
– Спасибо… Мом! – запоздало крикнул ей вслед одноглазый, рывком налил из кувшина и залпом выпил. – Уф-ф… Прости, Клим. Нервы. Знаешь, тяжело. Столько лет ходить вокруг да около запертой дверцы, а потом вдруг узнать, что кое-кто уже побывал за ней, – это нужно суметь пережить. Кстати, угощайся. Конденсат, самый настоящий стэлменовский конденсат, Мом его готовит как никто. Пей, чего смотришь? Сразу полегчает…
Я налил – и выпил. Кислое, обжигающее пойло, аж зубы заныли. И вдруг по всему телу пробежала волна жара, а потом сразу – странного расслабления.
Лускус снова подмигнул. У него это получалось очень комично – страшное лицо морщилось, сминалось, и единственный глаз вспыхивал, как гелиограф.
– Ты небось не понял ничего? – Он тоже прилег, глотнул из кубка. – Решил, что я того… тронулся? Гм, тронешься тут… Короче, Клим, «Бард», «Меченый» – это позывные агентов адмирала Баркинса. Слыхал о таком? И правильно, что не слыхал. Он – начальник разведки Объединенных флотов Великой Коалиции. Чего застыл? Не ожидал? Думал, шпионы грейтов – все сплошь неприятные типы, гнусные такие сволочи, типа Каракурта? Эх, Клим, Клим… да и я хорош, старый болван, расслабился. Как же: «изолированное сообщество», «никаких контактов с внешним миром». Не удивлюсь, если внедрение грейты делали на самом высоком уровне, сейчас у нас в правительстве столько всякой швали, запросто мог просочиться нужный человечек. Один генерал Жильберт чего стоит… Ладно, давай еще выпьем, и ты мне расскажешь все по порядку…
Мы выпили. Конденсат растекся по жилам, расслабив тело и развязав язык. Изложив Лускусу нашу одиссею, я подробно описал «объект зеро».
– И ты решил, что «Меченый» – это, конечно, я? – Лускус снова коротко хохотнул. – Эх, если бы все было так просто… Ох, возни теперь будет… Но ты – молодец. Иметь такую информацию и столько времени держать при себе! Надо будет еще обязательно забрать этого твоего монгола. Кстати, как думаешь – он не растреплет? Надо бы поскорее его сюда подтянуть…
– Цендорж – могила! – Я зачем-то поднял кверху сжатый кулак. – Умрет, но не скажет. А кроме того, он в тот момент ничего не видел.
– Ну, если в умелые руки попадет – ска-ажет, – Лускус неприятно оскалился. – Но будем надеяться, что нету на Медее таких рук. Впрочем… Ладно, как говаривали в старину, «цели ясны, задачи поставлены». Так что – «за работу, товарищи»!
– Погоди, погоди! – взмолился я. Конденсат размыл границы восприятия, и я даже не вспомнил, что передо мной целый полковник, да еще и Главного управления разведки. – Это тебе все ясно, а мне вот ни хрена не понятно, например. А поскольку я завербован по самое не хочу – ведь так? – мне ж тоже надо знать, что и как…
– Знать тебе, друг мой Клим Елисеев, – задушевно произнес Лускус, – надо ровно столько, сколько надо. Это – во-первых. Во-вторых, никто тебя не вербовал. Что ты вообще за слово-то вспомнил – «завербован»? Чушь какая… С другой стороны, что ж ты, отойдешь в сторону и прыгунов со своей Медеей будешь разводить? Не такой ты, по-моему, человек. И в-третьих: мы вот утречком слетаем с ребятами к Жорному лесу, вызволим Шерхеля, а то лежит наш бедолага сейчас в белой плесени, как в саване, и видит глупые сны…
– Так он жив?! – Я аж подпрыгнул на лежанке.
– Жив, жив, успокойся. И будет жив, если его вовремя выдернуть оттуда. Жорный лес – это существо такое, полип или амеба гигантская. Он испускает пси-волны, которые умертвляют местных животных. Трупы разлагаются с помощью белой плесени, симбиоз у них, а продукты разложения лес впитывает и таким образом питается. На людей лесное излучение оказывает снотворный эффект – и только. Но если в течение нескольких дней не вытащить из леса спящее тело, может наступить смерть от обезвоживания. Так что утром мы доставим Шерхеля, приведем его в порядок, ты отоспишься, отдохнешь…
Он с сомнением посмотрел на меня, усмехнулся и добавил:
– Хотя отдыхать тебе вряд ли придется.
– Это почему? – вскинулся я. – Раненым положено…
– Сам не захочешь, – загадочно сказал Лускус и легко поднялся. – Все, лежи, я пошел. Дел – по горло. Завтра увидимся…
Он вышел. Молекулярная пленка некоторое время колыхалась, вспыхивая волнами холодного пламени, потом вдруг откинулась, и в отсек не вошла – влетела… Медея!
– Кли-им! Милый Кли-им!
Я вскочил, обнял девушку, и так, в обнимку, мы опустились на лежанку, зарывшись в шуршащую духмяную траву…
Проснулся я перед самым рассветом. Медея, свернувшись калачиком, уютно устроилась на моем плече. Осторожно, чтобы не разбудить девушку, я поднялся, стараясь не наступать на разбросанную одежду, натянул штаны, накинул куртку и вышел из цирка.
Утреннее зарево над горами окрасило небо в пурпурный цвет. Дышалось легко, и воздух казался настолько чистым, словно его пропустили через климатическую установку. Я поднялся чуть выше по склону котловины и сел на плоский валун.
Меня переполняли чувства. Наверное, это звучит банально, но поверьте, нет таких слов, чтобы описать мое состояние в тот момент. Счастье? Да, наверное, но все же счастье – это что-то конкретное, понятное и даже вещественное. Я же был не просто счастлив, я точно заново родился…
Два часа назад Медея сказала мне, что у нас будет ребенок. Я ответил, что это невозможно, у стерилов не бывает детей, но она не сомневалась – все так и есть. Наша одинокая ночь среди пустых домов в пустом поселке, сделавшая нас, чего уж там, мужем и женой, изменила все. Если бы я тогда знал, черт возьми, если бы я хотя бы мог предположить, то никогда не отпустил бы Медею в ту губительную вылазку под командованием Панкратова и Лапина.
Когда она рассказала мне, что им довелось пережить, когда перечисляла знакомых, погибших во время боя и бегства, у меня кулаки сами собой сжимались от злости и бессилия. Но, потеряв почти половину бойцов, батальоны все же сумели оторваться от преследования свободников и через неделю вышли к озеру, на дне которого покоился Второй малый модуль. Там они встретились с передовыми отрядами армии Чернышова…