Найджел явился через полчаса, одетый в старый, но очень изысканно скроенный костюм от одного из знаменитых британских мужских модельеров. Борода его была недавно причесана, а буйные золотисто-рыжие кудри кое-как приглажены. Войдя, Найджел уселся на деревянный стул с прямой спинкой лицом к столу Фошона.
— Кофе? — предложил инспектор и, не дожидаясь ответа, надавил на кнопку звонка. Как только новичок Сосьер просунул голову в дверь, Фошон отправил его в ближайший ресторанчик за кофе и круассанами.
— Это будет славно, — одобрил Найджел. — Вы недурно выглядите, инспектор.
— Внешность обманчива. Недавно у меня был… как вы это называете? — Фошон указал на живот. — Une crise de foie. [98]
— Печень болела, — подсказал Найджел. — Знаменитая французская печень.
— Да. Точно.
— Прискорбно слышать. Могу ли я вам чем-то помочь, инспектор?
— О, нет-нет! Просто время от времени у меня возникает желание поболтать с друзьями. Скажите-ка, Найджел, вы в последнее время не поддерживали связь с Хобом?
— Говорил с ним всего пару часов назад. Он сегодня возвращается в Париж, как вам, конечно, уже известно.
Фошон кивнул.
— У него все в порядке? Нет ли у него в последние дни каких-то особых забот?
Поглядев на него, Найджел мысленно опробовал несколько ложных версий и в конце концов решил сказать правду. Судя по всему, инспектору и так уже все известно.
— У Хоба имеется недвижимость на Ибице, как там говорят, фазенда. Дом и несколько гектаров земли. Внезапно выяснилось, что срок уплаты по закладной вот-вот настанет. Хоб пытается раздобыть деньги, чтобы оплатить ее.
— Ему что, поставили какой-то крайний срок?
— Боюсь, весьма строгий. Пятнадцатое июля.
— А если Хоб не достанет денег?
— Тогда он неизбежно лишится дома.
— А она много для него значит, эта фазенда?
— Боюсь, что так.
— Но почему? — поинтересовался Фошон. — Насколько я понимаю, Ибица — всего лишь дешевая курортная зона. Этакий грошовый Майами-Бич в Европе, n'est-ce pas?
— Весьма вероятно, инспектор, — согласился Найджел. — Однако для некоторых, особенно из числа перебравшихся туда в шестидесятые годы, Ибица представляет собой нечто совершенно иное.
— Иное? Что же?
— Для многих она олицетворяет ритуал обращения.
— Пожалуйста, растолкуйте мне, что такое ритуал обращения.
Поразмыслив пару секунд, Найджел поведал:
— В англосаксонских странах всякому известно, для чего компания мужчин собирается вместе и целый вечер колотит в барабаны. Это как бы ритуал обращения. Они хотят принадлежать к некой общности.
Как и многие англосаксонские обычаи, эта традиция показалась Фошону почти непостижимой, но он все равно кивнул.
— Мы можем заключить, что они не нашли никакой общности, чтобы принадлежать к ней, потому что если бы нашли, то уже принадлежали бы, — продолжал Найджел. — Поскольку они ее не нашли, то выражают веру в то, что она где-то существует. Что есть некое деяние, заслуживающее свершения. Нечто такое, за что имеет смысл бороться. Ради чего стоит жить. Для них владение небольшим наделом земли на Ибице — часть этой мечты. Как говорится, я не перекати-поле без роду и племени. У меня есть корни.
— Любопытно, — заметил Фошон. — И вы полагаете, что этот анализ касается и Хоба?
Найджел пояснил, что людям вроде Хоба стоит немалых сил выяснить, ради чего стоит жить. Дом. Мать. Родина. Вот краткий типовой список. Для многих, в том числе и для Хоба, все эти понятия лишены смысла. На самом деле Хоб любит только Ибицу. Притом не сам остров, а свою мечту о нем.
Далее Найджел растолковал, что остров мечты существует лишь в платоническом виде, но именно его Хоб и любит. Для него Ибица — золотая мечта о вечной юности, лучшей жизни, личный кусочек утопии. Не идеальной, нет, но уже сами ее недостатки наделяют ее правдоподобием.
Дать более толковое объяснение Найджел не смог бы, и Фошон решил удовлетвориться имеющимся. Когда принесли кофе, они еще немного поболтали об упадке Парижа. На эту тему всегда можно говорить без опаски.
Эмиль-Мари Батист Фошон родился в Кань-сюр-Мер. Отец его служил полковником-кавалеристом во Французском Иностранном Легионе. В период формирования личности Эмиля семья почти не виделась с Жан-Филлипом-Огюстом Фошоном. В те годы полковник обретался по большей части в Сиди-бель-Аббе в Алжире, где заправлял квартирмейским складом. Мать Фошона Корин была младшей из сестер Лаба из Грасса — города, славящегося парфюмерией. Первые десять лет Фошон прожил в Кань-сюр-Мер. После ухода отца на пенсию семья перебралась в Лилль, где полковник Фошон устроился работать директором Эколь Суперьор. Там, не считая периодов отдыха в родовом доме в Нормандии, Фошон прожил до самого поступления в Парижский политехнический. По окончании он отбыл положенный срок в армии, где сначала погостил в Тонкине в качестве охранника французской миссии, а после служил во французской военной полиции. К тому моменту сердце Фошона уже было отдано полицейской и военной службе. Вскоре после демобилизации он вступил в парижскую жандармерию и, постепенно поднимаясь по службе, дошел до старшего инспектора.
Жил он в большой квартире на рю де Токювиль в Шестнадцатом округе, всего в квартале от Эколь дез Афэр де Пари. Его жена Марьель — полненькая, уютная женщина с веселым взглядом черных глаз, отдающая предпочтение светлым кисейным платьям, бесплодная из-за какого-то врожденного дефекта — изливала свои нерастраченные материнские чувства на одноглазого рыжего кота по кличке Тюсон и возделывала небольшой, но пышный огородик, выращивая овощи в горшках на крыше дома. Унаследовав два небольших виноградника близ Вильнев-сюр-Ло под Гиенью, она сдала их в аренду местным земледельцам. Доход с аренды, пусть и небольшой, оказался полезным дополнением к зарплате французского инспектора полиции.
Эмиль Фошон каждое утро просыпается в 7.00, в том числе и по воскресеньям, хотя любит порой поваляться в постели. Как правило, когда он открывает глаза, комнату наполняет студеный ясный белый свет: логичный, прозрачный, прохладный французский рассвет. Фошон встает, стараясь не разбудить Марьель, поднимающуюся вскоре после его ухода, чтобы заняться собственными повседневными делами. Сюда входит посещение полудюжины магазинчиков на узкой улочке по соседству, три часа работы в неделю для Красного Креста и так далее.
Работа заставляет Фошона удаляться от собственной квартиры — на метро он добирается до Пятого округа в управление полиции на площади Малерб. Здание полиции — неприглядная гранитная коробка с несколько нелепыми мраморными колоннами — занимает целый квартал. Оно спроектировано и построено в 1872 году архитектором Герце. Внутри — бесчисленные конторы и коридоры, ярус за ярусом связанные лестницами, установленными в самых неожиданных местах. Во время нацистской оккупации интерьер здания был спешно перепланирован под нужды нового Министерства рудников и гаваней Сены и Луары. Десятки больших контор преобразовали в сотни крохотных. И когда в 1947 году здание передали под управление полиции, обнаружилось, что бесчисленных кабинетиков и клетушек ничуть не больше, чем нужно для бюрократического аппарата, для инфраструктуры, для постоянных кадров, под архивы и прочая и прочая.