— М-м… Чудесно, правда?
— Это пахнут травы, которые растут на этой земле. Сейчас запах еще слабый. Если попадешь сюда в полуденный зной, то он напомнит тебе аромат духов.
— Очень красиво. Я имею в виду весь остров. Я никогда раньше не бывала в таких местах.
— Серьезно? Тогда я рад за тебя. Но я рад не только поэтому… — Он поднял мою руку с колена и взял в свою. Помолчав, сказал: — Сколько времени прошло с тех пор, как Алексис погиб?
Будто со стороны я услышала собственный вздох.
— Три года.
Он наклонился ближе:
— Ты его очень любила?
— Очень, — ответила я, не поднимая головы.
— Ты была очень молода, когда это случилось. Ты недолго была замужем?
— Один год. Мне было двадцать, когда Алексис умер.
— Я не хочу тебя расспрашивать, просто ведь когда-нибудь ты снова выйдешь замуж. У тебя сейчас никого нет?
Я повернулась и встретила его взгляд.
— Майк, ты первый мужчина, с которым я куда-то пошла после смерти Алексиса.
Он удивленно посмотрел на меня:
— Невероятно. Я имею в виду, ты такая привлекательная. У тебя не было свиданий?
— Только вечеринки, но там всегда много народу. Конечно, меня и раньше приглашали. Но я находила предлог отказаться. Я знала, что из этого ничего не выйдет. — Я выглянула в окно машины. Темные, неподвижные облака ясно выделялись на фоне ночного неба. — Я знаю, что не смогу больше полюбить, и не хочу этого. Не хочу оскорблять память Алексиса. У меня есть Ники, работа. Мне этого хватает.
Майк взял меня за подбородок и повернул мое лицо к себе.
— Послушай, — нежно начал он. — Тебе только двадцать три. Ты любила Алексиса. Да? Ты была с ним счастлива. Тоже правда. Но ты не можешь преклоняться перед ним вечно. Это противоречит природе. Ты должна жить. Ты должна снова начать дышать свободно. Жить для себя и для других. Для других мужчин. — Он поднес мои пальцы к своим губам. — Кстати, я уже почти влюбился в тебя.
Я отдернула руку:
— Не надо, Майк. Пожалуйста. Я еще не готова к этому.
— Прошло три года. Три года потрачены впустую. — Его голос зазвучал жестче. Он протянул руку, чтобы обнять меня покрепче. — А что, если я тебя поцелую?
Я испугалась. Оттолкнула его обеими руками, резко отвернулась:
— Я не вынесу этого! Майк, пожалуйста!
Он тут же отпустил меня. Помолчав, добавил:
— Мне жаль. Прости меня, Стейси. Я не знаю, что на меня нашло. Это было глупо. — Он завел двигатель. — Мы должны поторопиться к тете Марии.
Какое-то время мы ехали в тишине. Я чувствовала, что Майк посматривает в мою сторону, а сама сидела натянутая, напряженная, плотно сжав руки, чтобы они не дрожали.
Наконец он сказал:
— Я себя очень плохо вел. Прости меня, пожалуйста. Надеюсь, это никак не отразится на нашей дружбе.
— Это не твоя вина, Майк, а моя. Потому что я… — Вздрогнув, я продолжила: — Я не знаю, что со мной происходит. Я как будто заморожена изнутри, мне все безразлично. Я не могу это объяснить.
— Бедная моя! — Он легко дотронулся до моей ладони. — Это пройдет. Когда-нибудь. Может быть, даже очень скоро. — Заглушив двигатель, подъехал к железным воротам и посигналил. — А вот и вилла «Атен».
Вилла «Атен» была прямой противоположностью дому Василиса. Последний был выдержан в спокойном, классическом стиле, элегантном и сдержанном. Дом тети Марии изобиловал украшениями, лепкой и орнаментом. Мебель была напыщенная, смесь эпохи Людовика XIV и короля Эдуарда. Персидские ковры скрывали мраморные полы, изящные колонные поддерживали галереи и портики. Повсюду стояли статуи: фигуры и бюсты, каменные и бронзовые. Стены были увешаны картинами; портреты, написанные маслом, акварельные пейзажи и виды моря пастелью. Вся обстановка чистых, оптимистических тонов, и в центре всего этого великолепия восседала мадам Вентрис, настоящая богиня. Она была красивая, статная и очень объемная. Иссиня-черные волосы высоко уложены на голове в пышную корону. Глаза горели, подобно бриллиантам, украшавшим ее серьги, спускавшиеся вдоль округлых щек. Она была одета, нет, не одета, а скорее задрапирована, в лиловый шифон, окутывавший ее массивную фигуру подобно облаку. Это облако поплыло навстречу нам.
— Как чудесно, что вы уделили мне минутку вашего времени. — Ее глубокий голос звучал невероятно мелодично. — Я с нетерпением ждала вас. Не потому, что Михаэль пел вам дифирамбы, а потому, что я очень хорошо знаю семью Карвеллисов, а так как я считаю вас одной из них, мне было важно с вами познакомиться. Мы скоро увидимся у Василиса, но мне приятно, что вы приехали ко мне с неофициальным визитом. — Она протянула мне пухленькую ручку. — Пойдем на свет, детка. Я хочу получше тебя рассмотреть. — Мадам вытащила меня в центр комнаты, где висела люстра со свечками. — Какой потрясающий цвет! Я всегда завидовала тем, у кого волосы такого насыщенного рыжего цвета. А какая красивая кожа! Только у англичанок бывает такой нежный оттенок. Ты должна остерегаться нашего солнца, тебе необходимо носить соломенную шляпу. А теперь давай сядем и поговорим.
Она опустилась на изогнутый диванчик, накрытый золотистой узорчатой тканью, а мне указала на стул напротив. Взглянув на Майка, она сказала:
— Михаэль, ты сегодня замечательно выглядишь. На тебе костюм! Это все в твою честь, Стейси. Я уверена.
Переведя взгляд на меня, она расплылась в широкой улыбке: ее двойной, а может, тройной, подбородок опустился на ворот платья. — Должна тебе сказать, что он представитель богемы. Вернее, битник. Ведь это так называется? Не то чтобы я была против его бороды… А ты? Это придает ему мужественный вид.
Слуга принес поднос с кофе и ликерами. Кофе был турецкий, густой и черный, кроме того, нам подали лукум, немного меда и миндальные пирожные.
Мадам Вентрис прикурила плоскую турецкую сигарету и наклонилась ко мне:
— Я могу называть тебя Стейси? Спасибо. Очень мило с твоей стороны. — Ее голос звучал тепло и заботливо, подобно виолончели. — Я слышала, у тебя маленький сын. Расскажи мне о нем. Как его зовут?
Я описала ей Ники. Мадам Вентрис покачивала головой, смеялась, задавала вопросы, и вскоре мы уже болтали, как старинные приятельницы.
— Конечно, я знала Алексиса. Нас сближала музыка. Маленьким мальчиком он приходил ко мне и играл. У него была флейта, а я учила его играть на арфе. — Она повернулась и посмотрела в конец длинной комнаты. — Видишь? Вон там. Он был очень артистичный, нежный мальчик, походил скорее на мать, чем отца, Василиса. Вот у Пола есть железный стержень, это от отца.
Мы перешли к другим темам, и Майк присоединился к нам. Говорили о Меленусе, о других островах и о войне.
Улыбнувшись, мадам Вентрис слегка обняла Майка: